|
— Такое горе способно сломить даже самого стойкого, — неожиданно вступается за неё Грегор и переводит взгляд на меня, — её ребёнка убили.
Стук сердца в полнейшей тишине.
Ребёнка?..
Убили?..
— У тебя был… — выдавливаю из себя, а затем кусочки мозаики вдруг складываются в целую картину.
Год назад. Год назад она покончила с собой. Мать Грегора покинула дворец пять лет назад… она просто физически не могла понести от императора — даже при условии, что тот до сих пор может оплодотворить женщину…
Выходит, Голдберг вовсе не брат Грегору. Он его…
— Голдберг — твой сын? — пораженно выдыхаю и вижу, как глаза Грегора наполняются болью.
Хаос!..
Боги!!!..
Это на его сына совершали покушение! Он видел кинжал в сердце собственного дитя! И он видел, что сотворило горе с его невестой… Он потерял её! А его сын превратился в демона — которому никогда не будет места в Средимирье. Они отняли у него всё! Они…
— Грегор, мы найдём их. Найдем и покараем! Всех до последнего! В Средимирье не останется инакомыслящих! Только те, что верны тебе, слышишь?! — обхватив ладонями его лицо, с яростью шепчу.
— Гнев — не лучший советчик для правителя, — ровным голосом произносит наследник и вновь отводит взгляд.
А мне становится больно. За него, за его невесту, за его сына…
За всех детей их проклятого рода!
— Ты не останешься без наследников! — произношу, стиснув зубы, — И никогда больше не будешь один. Понимаешь? Я буду рядом! Буду рядом с тобой!!!
— Мне будет тяжело с твоей жалостью, — не глядя на меня, отвечает он.
Его слова ранят.
Но один взгляд на его лицо заставляет забыть о личных обидах…
Он несчастен. Как он несчастен… Мне физически сложно выносить тоску, что застыла в его глазах.
— Я смогу полюбить тебя, — произношу негромко; провожу большим пальцем по линии его скулы.
Я верю в то, о чём говорю; более того — я чувствую в себе резервы для этой любви.
— Ты слышишь? Ты примешь это?..
Грегор опускает на меня взгляд — и в нём так много всего: сомнения, надежда, желание забыть про одиночество и одновременно — страх быть покинутым…
Я не выдерживаю и притягиваю его лицо, накрывая его губы своими. Не знаю, чего больше в этом поцелуе: желания, боли, страсти, злости? Но я не могу не впустить Его в своё сердце — сейчас, когда знаю правду.
Грегор отвечает не сразу: он ненадолго застывает — позволяя мне одуматься. Позволяя остановиться и отступить — но я всё не останавливаюсь. Тогда он мягко проталкивает язык внутрь… притягивает меня к себе… а затем полностью захватывает контроль надо мной — над моим телом, над моими чувствами, над моими эмоциями!
И я позволяю ему это.
— Ты же понимаешь, что я не позволю тебе больше общаться с Ресом… только в моём присутствии, — оторвавшись от меня на несколько секунд, произносит он.
— Ты же понимаешь, что я физически не способна сблизиться с кем-то, кроме тебя? — нервно усмехаюсь ему в губы.
— Так в этом дело? — он отстраняет меня от себя.
— Глупый, — притягиваю его обратно, — дело в том, что мне невыносимо видеть, что ты несчастлив.
— У нас один дед, — напоминает Грегор, проводя носом по моей шее.
— Мне плевать, — честно отвечаю, запрокидывая голову.
— На сбудут осуждать, — он кусает меня за шею, а затем спускает руки к лентам корсета. |