Меня не покидал страх: как можно кому-то или чему-то верить? Вдобавок в припадке отчаяния я назвала единственное имя, пользующееся, как я знала, почтением среди этих людей, но где гарантия, что Ретка меня помнит? А если и помнит, наверняка придет в ярость из-за моего вранья.
Апартаменты Ретки находились в башне здания суда. И в Эбондисе хорошо знали его окна. Пока мы пересекали широкую мостовую, стражник глянул наверх.
— Вам повезло, он засиделся за работой.
Позади остался внутренний двор. Опять какие-то люди в форме, вестибюль; мраморная с прожилками лестница тянулась все выше и выше, и только сила воли помогала мне переставлять ноги и тащить саквояж.
Другой охранник повел меня по коридору. Мы подошли к двустворчатым дверям черного дерева, и он громко постучал. Я попыталась отдышаться за время долгого ожидания, затем одна из створок приоткрылась, и к нам выглянул лакей.
— Что еще, в такое-то время? Известия от губернатора?
— Нет. Она утверждает, будто явилась со срочным сообщением.
Лакей оглядел меня с головы до ног. Он вышел к нам в халате, держа в руке шандал.
— Вы, вероятно, шутите, — сказал он.
Охранник стоял на своем:
— Чем отсылать просительницу прочь, а потом слушать нарекания, если она сказала правду… — Он прокашлялся. — Не впервые дама является с визитом к Зуласу Ретке в поздний час. Послания и прежде приносили иной раз после полуночи.
— Ладно, — сказал лакей. — Вы обыскали эту женщину?
— Не смейте и пальцем ко мне притрагиваться, — услышала я собственный голос.
И тут по гулким покоям за дверью разнеслось бронзовое эхо:
— Провались вы в пасть ада, что тут у вас творится?
Оба тут же вытянулись по стойке «смирно». Лакей обернулся и крикнул:
— Пришла девушка, сэр…
— И принесла послание, — отозвался голос. — Я слышал, как вы тут ломали комедию. Впустите же ее.
Лакей поманил меня за собой, охранник отошел в сторону. Отражение заскользило по гладкому полу у меня под ногами, а впереди меня и подо мной заколыхалось пламя свечей, и я увидела вход в большую зеленую гостиную с яркими кроваво-красными шторами.. а на их фоне самого Ретку. Такой большой, высокий, такой неотесанный при всем своем великолепии — в этом красноватом свете казалось, будто он отлит из тусклого золота, — я собралась с силами, готовясь к очной ставке, надеясь как-нибудь умилостивить его, если на то имеется хоть тень возможности.
— Ах да, Дара, — сказал он. И бросил лакею: — Все в порядке. Можете снова ложиться спать.
В следующее мгновение дверь закрылась, и я осталась с глазу на глаз с Реткой.
— Дара… — только и удалось мне произнести, — нет, я не…
— Не Дара. Ну, разумеется, Арадия Завион, вы не Дара. Но разве вам не кажется, что лучше им думать, будто я принимаю у себя кого-то другого, ведь этот ночной визит выходит за рамки общепринятых правил?
Я думала лишь о том, что он вроде бы не сердится, что мне необходимо опустить на пол этот несчастный маленький саквояж, пока я не переломилась под его тяжестью Ставя свою ношу, я бросила взгляд на руку и заметила, что на ней больше нет кольца.
Саквояж упал. А я лишь с трудом сдержалась и не закричала. Эта последняя капля, непереносимо жуткая, повергла меня в полное отчаяние и выбила землю из-под ног.
Ретка поднес к моим губам чашу с вином и велел попить, я послушно отхлебнула.
— Мое кольцо… наверное, это случилось, когда я мыла руки у фонтана… холодная вода.. видимо, оно соскользнуло с пальца, — забормотала я. — Вот уже несколько недель, как оно стало велико мне, не знаю, почему. |