Тьма.
Сполохи.
Знобящая духота.
Все.
- Не зли меня, Старший. Я не за этим пришел сюда. И я не хочу ссориться с тобой. Мы всегда находили общий язык - все: и ты, и я, и Сестры. Все, кроме Младшего. Вот и сейчас - не слушая никого, он намерен породить Мусорщика-Одиночку! Ему мало молний - он хочет живую молнию! И если это Младшему удастся…
- Надеюсь, что удастся, - бормочет Старший, но Средний делает вид, что не слышит.
- …не придется ли нам платить слишком дорогую цену за безрассудство и властолюбие Младшего?! Вспомни одного из первых - того, кто убил Медузу, младшую из Горгон! Вспомни Персея!
Старший молчит.
Старший долго молчит.
- Ты действительно любил ее, Средний? - вдруг спрашивает он.
Средний не отвечает.
- Любил, - уверенно продолжает Старший, и сполохи подмигивают издалека, изгибаясь и пульсируя. - Только от большой любви у Медузы могли родиться такие дети, как Пегас и Хрисаор Золотой Лук. Ты любил ее, Черногривый! И поэтому возненавидел Персея со всем его потомством! Возможно, если бы Младший пошел сегодня не к женщине из рода Персеидов, а к любой другой, ты бы…
- Не говори глупостей, Старший! Я далек от личных счетов - дальше, чем ты думаешь! Хотя ничего не забываю и не прощаю обид. А вот ты, ты помнишь, каким это было потрясением для всей Семьи - узнать, что и подобных нам можно убить навсегда?! Что Мусорщик, дрянь, Получеловек способен на то, чего не может ни один из Семьи?! Это ты помнишь?!
- Помню, - глухо отвечает Старший.
- Тогда догадываешься ли ты, о чем стал задумываться тот же Мусорщик Персей к старости?
- Догадываюсь ли я? - смеется тьма, и невесел ее смех. - Я ЗНАЮ! Я сам спросил его об этом, когда он пришел ко мне. Кровь жертвенной коровы подогрела Персею память, а терять ему было уже нечего - он все потерял. "Ни о чем не жалею, - сказал он, и я вздрогнул, когда увидел его улыбку, - ни о чем, кроме одного… Не следовало мне отдавать Алалкомене [2] голову Медузы. А если уж отдавать, то пусть взглянули бы друг другу в глаза. Как-никак родня… Ответь, Владыка - посмел бы ты тогда послать за мной Таната? [3] " И я ничего не ответил ему, Средний! Я молчал, а он улыбался…
Тишина. И только черная вода Стикса плещет о подножие Белого Утеса Забвения, невидимого во мраке, словно смывая с него горечь последних слов Владыки.
- А он улыбался, - повторяет Средний. - Улыбался. Здесь. И после этого ты не хочешь препятствовать рождению Мусорщика-Одиночки? Странно… очень странно. Стареешь, Владыка?
- Что ты предлагаешь, Средний?
- Для начала - поговорить с Младшим. Убедить его не делать этого. Мойры еще не спряли нить - значит, все обратимо. Двоих Младший, может быть, и послушает…
- Тебя одного, выходит, уже не послушал. Не будь наивен, Средний - ты не хуже меня знаешь Зевса! Если он что-то решил, его не отговоришь, хоть мир наизнанку выверни.
- Увы, Старший, - вздыхает море. - Не отговоришь. Более того, он совершает ЭТО как раз в данный момент. Ни с кем не посоветовавшись!
- Разве он когда-нибудь с кем-то советовался? Даже когда он поднял руку на отца - он сделал это сам, а Семья лишь присоединилась…
Средний гулко вздыхает еще раз.
- Младший стал опасен, - говорит он с затаенной ненавистью, и кажется, что сейчас эта ненависть разорвет сгустившийся мрак ослепительно-белой вспышкой. |