— Без глупостей! — предупредил его доктор.
— Я — Гольбейн! Ганс Гольбейн! Всего лишь художник! У меня и разрешение есть… Смотрите! — Он показал де Квинси официальный медальон.
— О! — произнес де Квинси, рассматривая разрешение при свете лампы, которую матушка Гранди услужливо подняла повыше. — Похоже, все в порядке, — кивнул доктор, морщась.
— Я зарисовывал общий вид панорамы, прежде чем спуститься вниз и сделать парочку портретов. Надеюсь, вы не против?
— Нет-нет, — заверил его де Квинси.
— А что вы скажете об этом? — спросил Гольбейн, вставая и разворачивая перед ними холст. — Я как раз занимался лессировкой, когда вы прыгнули на меня.
— Неужели? Очень мило.
— Да, так и есть, — поддакнула матушка Гранди. — Очень мило.
— А вы… э-э-э… ничего подозрительного сегодня вечером не замечали? — спросил де Квинси, помогая художнику поставить мольберт на место.
— Что, например? — улыбнулся Гольбейн и махнул в сторону открытого окна на озаренную огнями сцену. — Что-то конкретно?
— Вы видели преподобного Джасперса из Церковной Гильдии? — спросила матушка Гранди.
Художник нахмурился.
— Сегодня я видел здесь каждого, кто является хоть кем-нибудь, — ответил он, собирая лоб в гармошку от раздумий. — Джасперс… Джасперс… Молодой такой, пухлые губы?
— Это он, — сказала матушка Гранди.
Гольбейн полез в рюкзак и достал толстый этюдник.
— Так, давайте посмотрим, — сказал он, перелистывая страницы. — Тут у нас лорд Горс, неплохо получился, если мне будет позволено выразиться. Ричард из Брукшотта. Нос мне удался, не думаете?
Де Квинси нетерпеливо кивнул, глядя на мелькающие карандашные зарисовки.
— Леди Мэри Ластермэн. Какая грудь, а?
— Прекрасная, — сказал доктор, желая, чтобы художник перелистнул дальше.
— Я бы многое отдал, чтобы нарисовать ее обнаженной, — тихо хихикнул Гольбейн.
— А вы остыть не хотите? — встряла матушка Гранди.
Де Квинси толкнул ее локтем.
— А вот и он. Джасперс. Ведь это он?
— Да! — воскликнул доктор, выхватывая из его рук этюдник.
— Я зарисовал его совсем недавно, буквально перед тем, как поднялся сюда. Он разговаривал вот с этими господами. Живая сценка получилась, не правда ли?
Де Квинси поднес рисунок ближе к свету:
— Лорд Сли… Регент де ла Вега… Герцог Солсбери.
— А у вашего гнусного преподобного неплохая компания, мистер де Квинси.
Тот кивнул и тяжело вздохнул.
— Они беседовали в стороне от всех за кухонным шатром, — объяснил Гольбейн. — Я их увидел и подумал, что неплохо бы сделать быстрый набросок. Понимаете, настоящий художник фиксирует неожиданные моменты, интимные детали. Любой может нарисовать вдохновляющие картинки позирующих членов двора, наблюдающих за фейерверком. Я же думаю, что подлинный дух события заключается именно вот в таких неформальных моментах.
Как ни схематичен был набросок Ганса Гольбейна, детали он ухватил сполна. Четыре совершенно непохожих друг на друга человека съежились около палатки, прячась в тенях. Говорил Сли, остальные слушали. У де Квинси неприятно заныло в желудке.
— Явно видимое волнение… Осторожность… Это же не художественное преувеличение, а? — спросил он. |