Гольбейн, похоже, оскорбился.

— Разумеется, нет. Разумеется, нет, — ответил де Квинси сам себе, поспешно кивая.

Матушка Гранди наклонилась над этюдом и указала на какой-то предмет, висящий на шее священника:

— А это что?

— Мешочки. Три штуки. Маленькие, затягивающиеся шнурком, — объяснил художник. — У меня было мало времени, поэтому я не мог зарисовать их подробно. А что, это так важно?

Де Квинси посмотрел на старуху и тоже спросил:

— Это так важно?

— Колдун… любитель гоэтейи… он будет хранить талисманы именно в таких мешочках.

— Но так можно, например, и деньги хранить, — предположил доктор.

— Сразу в трех? Нет. Он не захочет, чтобы они касались его кожи, но держать их надо поближе к сердцу. Биение сердечной мышцы поддерживает в них магическую силу, — объяснила матушка Гранди.

— О боже мой! — произнес де Квинси, тяжело садясь на стул художника.

— Скажу прямо, все это звучит крайне увлекательно… — засверкал глазами Гольбейн, — увлекательнее рисования за любые деньги. Я могу вам как-нибудь помочь?

— Такая степень увлекательности придется вам не слишком-то по душе, — сказал ему де Квинси и перевел взгляд на матушку Гранди. В свете лампы она казалась настоящим скелетом. — Мы должны рассказать об этом Галлу.

— Нам нужно продолжать поиски. Нет времени возвращаться.

Де Квинси встал со словами:

— Мастер Гольбейн, как вы посмотрите на то, чтобы исполнить долг государственной важности? Поспешите в вестибюль Северного Коридора для Процессий и покажите этот рисунок лорду Галлу. Скажите, что вас послали мы.

— Будет сделано! — с готовностью откликнулся художник и тут же побежал по коридору в указанном направлении.

Де Квинси взглянул на старую леди и сильно встревожился, увидев, что она покачивается, прижав руку ко лбу.

— Матушка Гранди?

— Прошу прощения. Со мной только что как будто тепловой удар случился. А запах, ты его чувствуешь?

Де Квинси принюхался. Он ощутил холодную мокрую темноту, запах горящего дерева и готовящейся еды, которую жарили, похоже, на патоке.

— Началось, — сказала матушка Гранди. — Дьявол приступил к делу.

— Послушайте, — объявил Гольбейн, возвращаясь из мрака, — все двери заперты.

Первая иконка рассыпалась в пыль в его пальцах.

Джасперс отряхнул руки и вздохнул. Кровь билась в висках.

Позади него фанфары огласили ночь. Преподобный поднялся из-за укрытия каменной опоры и возвратился в темноте к шатру для особо важных гостей. Он проскользнул внутрь, отогнув полог, и придержал его для аристократа, решившего сходить в уборную. В огромной палатке плавал дым и разило пролитым вином. Джасперс сел на свое место рядом с Солсбери.

— Хорошо отлили? — спросил герцог, делая глоток вина.

— Вполне удовлетворительно, спасибо, — ответил преподобный.

Он смотрел, как трясутся руки толстяка, держащие кубок, и знал, как страстно желал Солсбери, чтобы Сли или де ла Вега остался с ним, но их присутствие было необходимо в Королевском павильоне.

Джасперс наклонился, взял кувшин со стола и наполнил бокал герцога.

— Я знаю, что не нравлюсь вам, Хокрэйк, но постарайтесь так не нервничать, иначе мы все окажемся покойниками.

Солсбери кивнул и взглянул на священника. В первый раз за все время знакомства они посмотрели друг другу в глаза.

— Вы пугаете меня, сэр, — признался герцог.