В наши дни Союз нуждается в честных и опытных людях. — Кардинал передвинул по столу мешочек. — А это для вашей леди. Драгоценное украшение из личной шкатулки королевы, которое, как надеется ее величество, соответствует степени королевской благодарности как за прекрасное выступление, так и за быстрые, решительные действия почтенной госпожи Тэйршит.
— Ваша светлость, не нужно платить нам за это. Мы сделали то, что сделали, потому что так было нужно.
— Сейчас я занимаюсь тем же самым. Теперь вы, Руперт. Естественно, мы вручим вам орден, обеспечим средствами… но вашей настоящей наградой будет то, чего вы хотите больше всего. Я воспрепятствую замыслам двора касательно открытых вами земель и гарантирую, что их оставят в покое согласно доводам, приведенным вами.
Руперт посмотрел в глаза кардинала. Дальнейшие слова стали не нужны.
— Однако есть одна вещь, которую вы должны сделать для меня, — добавил Вулли.
Триумф встревоженно нахмурился.
— Дабы обеспечить подъем общественного духа, нам нужен герой. Люди сплотятся вокруг него и будут им гордиться. Из всех героев этой пьесы вы — самый подходящий кандидат. К тому же вы уже выступали в этой роли и, я считаю, справитесь с ней и сейчас.
— Значит, какое-то время мне придется себя вести хорошо, не так ли? — спросил Триумф.
Вулли кивнул, а затем добавил:
— Пока они не устанут слагать о вас песни и нашивать ваши портреты на камзолы.
Он помолчал, дожидаясь ответа Триумфа.
Снаружи сияло солнце, заливая лучами Ричмонд-Грин и серебристую реку вдали. Где-то высоко, невидимый, пел жаворонок. Лондон светился, и даже завсегдатаи «Верховой Кобылы» на краткий миг протрезвели.
Я, ваш покорный слуга, Уильям Бивер, встретил сэра Руперта, когда тот возвращался через Внутренние сады к конюшням. Он был в хорошем расположении духа. Я поднялся со скамейки, на которой сидел, делая заметки, и подошел к нему. В воздухе стоял запах лаванды, а в дворцовой кухне кто-то насвистывал народную песенку.
— Уильям.
— Сэр Руперт.
— Делаешь, как я советовал?
— Собираю все факты, и когда закончу, то напишу образчик героической прозы, которая, как я верю, воздаст должное этому… этому…
Триумф остановился и повернулся ко мне, предположив:
— Этому бардаку?
Вдохновение неожиданно покинуло меня.
— Ну вот, Бивер, ты уже лишился слов. Не стоит, — сказал он. — Ты ведь только начал.
— Прости, — сказал я. — И… одна маленькая деталь. У меня есть вопрос.
Руперт жестом показал, что готов ответить.
— Тот кот, создание, которое Агнью привел в Энергодром…
— Он погиб при взрыве.
— Это мне известно. Бедняжка. — Я помедлил. — Мой вопрос вот в чем… что это было?
— Жертва жадности и опрометчивого обращения с древней Магией. Не так давно Хокрэйк пытался запустить силу Стоунхенджа, — сказал Триумф.
— Я слышал об этом.
— Ему это не удалось. Магия вырвалась из-под контроля и исказила все вокруг. Многие вещи изменили форму. Союзу тогда пришлось немало потрудиться, чтобы разгрести последствия.
Я ждал. Знал, что он чего-то недоговаривает. Руперт с отсутствующим видом посмотрел в затуманенное весеннее небо, играя с кисточками перчаток.
— Хокрэйку требовалась помощь в его сумасшедшем плане. Он подделал официальные бумаги и убедил священника провести обряд, сказав, будто они выполняют волю Церкви. — Триумф замолчал на секунду, а затем сурово взглянул на меня. |