Изменить размер шрифта - +
Похоже, чтобы выглядеть столь желанно и возбуждающе с расстояния сорока ярдов, ей приходилось пользоваться огромным количеством реквизита, скрадывающего то впечатление, которое она производила при непосредственном общении. Как и весь театр, госпожа Мэри Мерсер невероятно разочаровывала в жизни. Время не лишило ее сил, рутина не иссушила бесконечного разнообразия таланта, но они чертовски хорошо постарались.

— Вудрэ-ву… э-э-э… дезирэ ун чашкю де вини? — спросила она, неловко и чопорно склонив голову. Огр с кокетливой манерностью пятилетнего ребенка.

— Спасибо, — ответил Седарн, взяв бокал.

— Подождите, — раздался голос сзади. Де Тонгфор прошел в артистическую уборную. Судя по улыбке, он явно что-то замыслил. — Пусть парень заработает свою первую долю из провизии труппы. — Он протянул пачку обтрепанных нот. — Пусть поиграет, если хочет выпить. Давай прямо сейчас, французик.

Раздался дружный одобрительный хор голосов, послышались редкие хлопки. Седарн взял ноты и с усилием сглотнул:

— Ну ладно, сейчас так сейчас.

— Давай, французик! Без извинений! — возопил Барбедж.

Лютнист разложил листы на чайном ящике, с тревогой посмотрел на них и взялся за инструмент. Повисла невыносимая тишина.

— Давай! — настаивал Барбедж.

Луи Седарн не брал ни единого урока музыки в своей жизни, впрочем, та началась всего три часа назад, и неудивительно, что он не успел позаниматься. С другой стороны, Руперт Триумф обучался игре на лютне с самого детства и провел немало пьяных вечеров, сочиняя на пару с соседом Эдоардом Фуксом прелестные мелодии.

Он сыграл «Гальярду святой Лейлы» и «Джигу Ковердэйла», затем последовала «Приди, красавица, ко мне, зажги мою любовь». Изумленные актеры топали и кричали, аплодисменты посыпались градом и заканчиваться явно не собирались.

Луи Седарн признательно улыбнулся и выпил первый из многих бокалов вина. Скрывшись от всех, с дальних сторон кулис за ним, прищурившись, наблюдал Гомон. Взгляд его был малоприятен.

 

ДВЕНАДЦАТАЯ ГЛАВА

 

— Разумеется, я беспокоюсь, — сказал Аптил.

Он откинулся на спинку кресла Триумфа в покоях на последнем этаже дома номер семнадцать по Амен-стрит, закинул руки за голову и выглядел каким угодно, но только не обеспокоенным.

Долл мрачно нахохлилась, сидя на диване рядом и нервно пощипывая кружевные оборки на перчатках:

— Ты не выглядишь обеспокоенным. Он, возможно, уже мертв.

— Возможно, — заметил абориген ничуть не изменившимся голосом. — А возможно, он мертвецки пьян. Ты и сама все знаешь.

Аптил потянулся и взглянул на сырой вечер, прижимавшийся к окнам чердака. Колокола Сент-Оззарда пробили три четверти восьмого, и вечер уже стал превращаться в мокрую и совершенно непривлекательную ночь.

— Я должен сказать, — взял слово Агнью, потягивая мятный чай в тенистом уголке комнаты, — что в данном случае разделяю озабоченность мисс Тэйршит. Для меня было… — слуга остановился и лихорадочно принялся подыскивать более уместное слово, — честью служить сэру Руперту столько лет, что любой другой человек на моем месте посчитал бы это неразумным. Несмотря на все недостатки, у него есть одна восхитительная черта — способность выживать. Она помогала ему в бурных океанах за много миль от суши, в горячке битвы, в тавернах, когда опускаются кружки и вынимаются ножи. Я видел его в подобных ситуациях. Часто. Пожалуй, слишком часто. Но ссора с лордом Галлом, а также стычка в купальнях говорят мне, что на сей раз он заплыл слишком далеко, на опасную сторону здравого смысла.

Быстрый переход