В нем не нашлось места затейливым поэтическим красотам, а опыт научил старейшин Гильдии, что крайности гоэтической практики приводят только к слезам.
Заклинание Еноха была столь же кратким и невоодушевляющим, как чтение выдержки из инструкции по использованию гладильной доски. Энергия Чар просочилась в комнату. Претор хрустнул костяшками:
— Я Енох, претор Колледжа Гильдии Вестминстера, богослов Знания. Я прочел Массакрондическую литанию, дабы поговорить с вами, Уильям Пеннимэн и Питер Петр. Понимаете ли вы, о чем я говорю вам?
Электрическая полярность в комнате поменялась. В воздухе почувствовался вкус мокрого железа. Эктоплазматическая влага засияла на металлических поверхностях стен.
— Вы понимаете? — спросил претор снова.
Сломанная челюсть трупа задвигалась, словно мертвец начал жевать.
— Фа, — послышался бесплотный голос.
— Хорошо. С кем я говорю? Назовитесь.
— Вивьям Пеггимэн, фэр, — ответил труп.
— Скажите, что вы чувствуете?
— Фуфтва… фее ф куфе. Нефасбефиха. Я умех, фа?
— Да, вы умерли, — сказал претор. — Я не задержу вас здесь надолго, Уильям.
Енох обошел трупы и посмотрел на изувеченное лицо Пеннимэна. Открытые глаза сияли словно залитые молоком, в них не отражалось даже искорки разума. Разбитый рот двигался с отвратительным треском ротовых мышц.
— Фто фы хотите фнать? — спросил мертвец.
— Я провожу расследование по приказу Правительства Ее Величества. У меня есть заверенное печатью предписание от Тайного Совета пробудить вас. Сам Арбетнот поставил печать. Хотите взглянуть?
— Не-е-ех, — прерывисто ответил труп. — Я не умею фитать.
— Вчера в шесть часов вечера вы и ваш сообщник попытались убить некоего Руперта Триумфа в купальнях «Дельфин». По чьему приказу?
В комнате поднялся и замерцал психометрический туман.
— Фафой-то фтафый тохфяк пофошех к нам ф тафефне, там, в Шипфайте. Он не нафвахся.
— Вы можете его описать? — спросил претор.
— Бофатый, шикафные шмотки… авифтокват вфоде вас, фэр, — ответил Уильям. — Фпомних, у него быа фосовая фтука со фнаком в фиде вифелиссы.
— Виселицы? — переспросил Енох, нахмурившись. А затем в его усталый разум, словно мощным толчком откуда-то извне, прорвалась догадка. — Возможно, Уильям, это была не виселица, а трилит. Пара эоловых столбов с перекладиной сверху?
— Не понях, фэр? — озадачился Пеннимэн.
— Вы не видели картинок с изображениями старых друидических камней на равнине Солсбери?
Повисла медленная, тягучая тишина.
— Мама обыфно покафываа мне гвафювы с ними в дефве, — сказал Уильям, его тихий голос стал удаляться.
Енох увидел, как по щеке трупа скатилась одинокая слеза.
— Фэр? Мне не нфавится быть мефтвым, — добавил Пеннимэн.
Претор глубоко вздохнул. Покойник только что перешел на вторую ступень осознания. Теперь от Еноха потребуются все его навыки, чтобы успеть закончить допрос.
— Камни, Уильям. Камни на картинках твоей покойной матери. Могли они быть знаком на кольце того джентльмена?
— Ну, фа, фпофне могфи.
Енох кивнул.
— Вы не фкафете фэру Фупевту, что я не хотеф ему фла? Пофауста, фэр? Фкафете? Я не хотеф бы быть обуфой… Пвосто фабота… хофовше деньги.
— Я передам ему, сынок, — серьезно ответил претор.
Тело Пеннимэна затряслось. Енох отошел назад, эту часть ритуала он ненавидел. |