Это редкостные… исключительные люди, высоких… высоких моральных качеств. Они начисто лишены тщеславия, они не гонятся ни за почестями, ни за властью, ни за…
– За богатством?
Секретарь бросил быстрый, недоверчивый взгляд на человека, сидящего в кресле для посетителей.
– Вот именно.
– Какие еще сферы контролирует концерн?
– Понятия не имею, – рассеянно откликнулся секретарь, – подписку и доставку, производство тары, пароходства, мебельную промышленность, само собой, бумажную промышленность и… и вообще это не по моей части.
Он устремил взгляд на Иенсена:
– Не думаю, что могу дать вам сколько‑нибудь исчерпывающие сведения. Кстати, зачем вам все это понадобилось?
– Приказ, – сказал комиссар Иенсен.
– Чтобы переменить тему: как отразилось на статистике расширение прав полиции?
– Вы имеете в виду статистику самоубийств?
– Именно.
– Положительно.
– Очень рад это слышать.
Комиссар Иенсен задал еще четыре вопроса.
– Не противоречит ли деятельность концерна антитрестовскому закону?
– Не знаю, я не юрист.
– Каковы обороты издательства?
– Это дело налогового управления.
– А личное состояние владельцев?
– Ну, это трудно подсчитать.
– Вы сами служили в концерне?
– Служил.
На обратном пути Иенсен зашел в кафе‑автомат, выпил чашку чаю и съел два ржаных сухарика.
За едой он размышлял о том, что кривая самоубийств заметно пошла вниз после принятия закона об усилении наказания за пьянство. Ибо вытрезвители не ведут статистического учета, а самоубийства в камерах полицейских участков заносятся в рубрику скоропостижных смертей. Хотя надзор там поставлен очень хорошо, это случается не так уж редко.
Когда он прибыл в шестнадцатый участок, было уже без малого два и пьяниц доставляли целыми партиями. С утра наплыв бывает не так велик, потому что полицейские избегают задерживать их до полудня. Это диктуется чисто гигиеническими соображениями – необходимостью предварительно продезинфицировать камеры.
Врач стоял в дежурке, облокотясь на барьер одной рукой, и курил. Халат у него был помятый, в кровавых пятнах. Иенсен посмотрел на него с явным неодобрением. Но врач неправильно истолковал этот взгляд и сказал:
– Ничего страшного. Так, один бедолага… Он уже скончался. Я опоздал.
Иенсен кивнул.
Веки у врача припухли и покраснели, на ресницах висели засохшие кусочки гноя.
Он задумчиво посмотрел на Иенсена и спросил:
– А правду говорят, что вы до сих пор не провалили ни одного расследования?
– Да, – ответил комиссар Иенсен. – Правду.
7
На столе в его кабинете лежали журналы, которые он приказал доставить. Сто сорок четыре журнала, разложенных на четыре стопки, по тридцать шесть в каждой.
Комиссар Иенсен выпил соды и отпустил ремень еще на одну дырочку. Потом сел и взялся за чтение.
Журналы различались по формату, иллюстрациям и числу страниц. Одни были напечатаны на глянцевой бумаге, другие на простой. Сравнение показало, что это определяет и цену.
У всех были цветные обложки с изображением ковбоев, суперменов, членов королевских фамилий, певцов, телезвезд, известных политических деятелей, детей и животных. На некоторых обложках были сразу и дети и животные во всевозможных сочетаниях: например, девочки с котятами, белокурые мальчуганы со щенками, мальчуганы с громадными псами и девочки‑подростки с маленькими кошечками. Все люди на обложках были красивые, все голубоглазые и с приветливыми лицами. Все, включая детей и домашних животных. |