Вилла была большая и роскошная, стеклянный фасад ослепительной чистоты усиливал впечатление вызывающей роскоши. Возле входа стояли три машины, одна из них – большая, серебристо‑серая – была какой‑то заграничной марки. Последняя модель года.

Иенсен поднялся на крыльцо, и, когда он прошел мимо фотоэлемента, из дома донесся мелодичный звон. Молодая женщина в черном платье и накрахмаленной кружевной наколке распахнула перед ним дверь, попросила его подождать и скрылась в глубине дома. Убранство вестибюля и – насколько он мог судить – всего дома было ультрасовременным и безличным. Та же холодная элегантность, что и в директорских кабинетах издательства.

В вестибюле, кроме Иенсена, находился еще юнец лет девятнадцати. Вытянув ноги, он сидел в кресле из стальных трубок и тупо смотрел перед собой.

Тот, ради кого Иенсен приехал сюда, оказался загорелым и синеглазым мужчиной, чуть выше средней упитанности, с бычьим затылком и надменным выражением лица. Он был одет в спортивные брюки, сандалии и короткую элегантную куртку из какой‑то легкой ткани.

– В чем дело? – хмуро начал он. – У меня решительно нет времени.

Иенсен шагнул ему навстречу и предъявил свой значок.

– Моя зовут Иенсен. Я комиссар шестнадцатого участка. Веду следствие по делу, касающемуся вашей прежней должности и места работы.

Поза и выражение лица хозяина мгновенно изменились. Он растерянно переступил с ноги на ногу и съежился. Глаза тревожно забегали.

– Ради бога, – пролепетал он, – только не здесь… не при… пойдемте в мой… или в библиотеку лучше всего. – Он сделал какой‑то неопределенный жест, словно хотел отвлечь внимание Иенсена, и сказал: – Это мой сын.

Молодой человек, сидевший в кресле, бросил на них недовольный взгляд.

– Ты не хочешь прокатиться, испробовать свою новую машину? – спросил мужчина в куртке.

– Это еще зачем?

– Ну, барышни и вообще…

– Лажа, – сказал юнец и тупо уставился в пространство.

– Не понимаю я нынешнюю молодежь, не понимаю, – вымученно улыбнулся человек в куртке.

Иенсен промолчал, и улыбка тотчас угасла.

В библиотеке – большой светлой комнате – стояло несколько шкафов и несколько низких кресел, а книг не было совсем. На столе лежали журналы.

Хозяин плотно прикрыл дверь и бросил умоляющий взгляд на посетителя. Лицо последнего сохраняло невозмутимую серьезность. Затем, преодолевая нервную дрожь, хозяин подошел к одному из шкафов, достал стакан, из каких пьют сельтерскую, почти доверху налил его водкой и залпом выпил. Налил еще раз, поглядел на Иенсена и промямлил:

– Теперь‑то уже все равно… А вы сами случайно не желаете… хотя, что я спрашиваю… извините… Вы меня поймете – нервы. – И с этими словами он рухнул в одно из кресел.

Иенсен, по‑прежнему стоя, достал из кармана блокнот. Лицо хозяина заблестело от пота. Он непрерывно утирал его сложенным вчетверо платком.

– Господи, господи! – простонал он. – Я это предвидел. Я это предвидел с самого начала. Я знал, что эти гады воткнут мне нож в спину, как только кончатся выборы. Но я буду сопротивляться, – вдруг взвился он. – Конечно, они отберут у меня все, но я кой‑чего знаю, много кой‑чего, о чем они даже и не…

Иенсен не сводил с него глаз.

– Много есть всякой всячины, – продолжал хозяин, – есть и цифры, которые им нелегко будет объяснить. Вы знаете, какой налог они платят? А какое жалованье получают их консультанты по налогам, вы знаете? А где служат эти юристы на самом деле, вы знаете? – И, возбужденно запустив пальцы в свою поредевшую шевелюру, уныло добавил: – Вы меня, конечно, извините… Я не хотел… Это только ухудшит мое положение… – Вдруг в его голосе прозвучали властные нотки: – А с какой стати вы допрашиваете меня в моем собственном доме? Небось и так все знаете.