Нина была не особенно молода и проворна, к тому же Би умела заставить слуг понервничать. Фиц вошел в тот момент, когда Нина, снимая шляпку, булавкой уколола Би. Та вскрикнула.

Нина побледнела.

— Ох, простите меня, ваша светлость! — воскликнула она по-русски.

Би схватила со стола шляпную булавку.

— Ну-ка, попробуй сама! — взвизгнула она и вонзила булавку в руку служанки. Нина зарыдала и выбежала из комнаты.

— Позволь, я тебе помогу, — успокаивающе сказал Фиц.

Но она не желала, чтобы ее успокаивали.

— Я и сама справлюсь!

Фиц подошел к окну. В саду работали около дюжины садовников, подрезая кусты, подстригая траву на лужайках, подравнивая граблями дорожки. Некоторые кусты цвели: розовая калина, желтый зимний жасмин, виргинский гамамелис и душистая зимняя жимолость. За садами поднимался пологий зеленый склон холма.

С Би нужно быть терпеливым, напомнил он себе, нужно не забывать, что она иностранка, одна в чужой стране, оторванная от семьи и всего, что ей знакомо. В первые месяцы брака это было легко, когда его еще пьянил ее взгляд, ее запах, прикосновение к ее нежной коже. Теперь ему приходилось прилагать усилия.

— Может, тебе отдохнуть? — мягко сказал он. — Я сам поговорю с Пилом и миссис Джевонс и проверю их план приема. — Пил был дворецким, а миссис Джевонс — экономкой. Отдавать распоряжения слугам было обязанностью Би, но Фиц так волновался перед визитом короля, что рад был поводу заняться всем самостоятельно. — А когда отдохнешь, я введу тебя в курс дел.

Он вынул портсигар.

— Не кури здесь, — сказала она.

Он воспринял это как согласие и двинулся к двери. Перед тем как выйти, остановился:

— Послушай, не веди себя так при их величествах, ладно? Я имею в виду, не надо бить слуг.

— Я ее не била, а просто уколола, чтобы проучить.

У русских это в порядке вещей. Как-то раз, еще в Санкт-Петербурге, в посольстве Великобритании отец Фица пожаловался на ленивых, слуг, и русские друзья попеняли ему, что он мало их бьет.

— Монарху было бы неприятно оказаться свидетелем подобной сцены, — сказал Фиц. — Я уже говорил, в Англии это не принято.

— Когда я была маленькой, — ответила Би, — меня заставили смотреть, как вешали трех крестьян. Мама была против, но дед настоял. Он сказал: «Ты должна научиться наказывать слуг. Если не дашь затрещину или не выпорешь слугу за провинность — лень или небрежность, — он натворит больших бед и кончит жизнь на виселице». Дед говорил, что снисходительность к низшим сословиям в конечном итоге оборачивается жестокостью.

Фиц начал терять терпение. Би все время вспоминала детство, когда ее семья обладала несметными богатствами и могла делать что угодно, когда их окружали толпы послушных слуг и тысячи довольных жизнью крестьян. Если бы ее жестокий, властный дед был жив, такая жизнь могла бы продолжаться. Но после смерти деда отец-пьяница и слабый, безответственный брат, что продавал древесину, а лес не сажал, — промотали семейное состояние.

— Времена изменились, — сказал Фиц. — И я прошу тебя — нет, я приказываю — не ставить меня перед королем в неловкое положение.