-  Прощайте всем, - поклонился честной компании Ефим и со своими сторонниками, не оглядываясь, направился в объезд подворья к лесу.

    Крайний, не произнеся ни слова, молча поклонился и ускакал в противоположном направлении. Остались только мы с Мининым и идейные хлебопашцы.

    -  Ну, и нам пора, - сказал Крот, ставший неожиданно для себя лидером группы, - прощайте и спасибо за все. Не поминайте лихом!

    -  Прощайте, - ответили мы с Кузьмой.

    Перед расставанием я посоветовал волонтерам не выезжать на большие дороги и пробираться проселками.

    -  И к себе в деревню пока не показывайтесь - переловят стрельцы, - добавил Минин.

    Крестьяне уехали, и мы остались вдвоем.

    -  Вскроем сундук? - предложил я.

    Весил этот хранитель казачьих тайн килограммов шестьдесят. Упаковали его капитально и залепили так, чтобы в него не попала вода.

    -  Неужто здесь столько золота? - нетерпеливо спросил народный герой, - это какие же деньжища! Царская казна!

    -  Посмотрим. Принеси топор, он в сарае.

    Сбить навесной замок было нетрудно, сложнее оказалось поднять приваренную какой-то замазкой крышку. Пока я возился, пытаясь загнать толстое лезвие «топорно» выкованного топора в щель, на хутор неожиданно вернулся Кнут.

    -  Ты зачем здесь? - спросил его Минин.

    -  Дяденька боярин, можно, я при тебе останусь? - обратился ко мне подросток.

    -  Ты же домой уехал.

    -  Нет у меня дома. Тятя с мамкой померши, а я у чужих людей в приемышах живу. А деньги у меня наши отобрали. Дозволь, батюшка боярин, тебе служить.

    Парнишка был хороший, услужливый и трогательно наивный. Отсылать его одного в деревню было бесчеловечно, да вряд ли сумеет благополучно туда доехать: либо убьют дорогой, либо заберут в холопы. Мне же помощник мог понадобиться.

    -  Ладно, пока останься, там видно будет, - решил я.

    Наконец крышка сундука поддалась усилиям и открылась. Никаких россыпей золота и драгоценных камней в сундуке не оказалось. Он был доверху набит бумажными свитками.

    -  Это еще что такое? - удивился я, беря лежащий сверху трактат.

    -  Немецкая бумага, - уважительно сказал Минин, - ишь, сколько ее тут, поди, больших денег стоит!

    -  Я не про то, что зто за рукописи?

    -  Давай, прочту, - предложил Кузьма.

    -  Сам могу, - ответил я и начал читать вслух начало первого свитка:

    «Люди Московские, вы клялися отцу моему не изменять его детям и потомству во веки веков, но взяли Годунова в цари. Не упрекаю вас: вы думали, что Борис умертвил меня в летах младенческих; не знали вы его лукавства и не смели противиться человеку, который уже самовластвовал и в царствование Феодора Иоанновича, - жаловал и казнил, кого хотел…»

    -  Это что еще такое? - удивленно спросил Минин.

    -  Подметное письмо Лжедмитрия.

    -  Кого? - не понял Кузьма.

    -  Есть такой человек, выдает себя за царевича Дмитрия. Неужели не слышал?

    -  Были разговоры, что царевич чудесным образом спасся. А вот писанное на бумаге, вижу впервой.

    Я отложил исторический документ в сторону и вытащил следующий. Текст был тот же.