Как ни удивительно, но больше всего сейчас меня поражала моя способность к адаптации. Пару суток назад я бился на световых мечах с ситхами… Тьфу, на Клинках Духа с послушниками бастарда, решившего захватить власть, меня едва не сожрала какая-то призрачная тварь, я видел, как регенерирует человек, получивший полмагазина в башку, после чего я, вместе с наследницей великого (по ее словам) инопланетного рода, бежал из захваченного врагом замка через телепорт. Потом я охотился на, опять же, инопланетных, овцебыков, сражался с падальщиками, попал в плен к серокожим коротышкам и победил в бою троих оживших зомботрупоедов. Дьявол, да я даже с самой настоящей дочерью вождя инопланетного племени общался! И, после всего этого, больше всего на текущий момент меня волнует не то, как я буду из этого плена выбираться, не то, как вообще дальше жить, а, простите, задница той самой дочери вождя, покачивающейся в седле в десятке метров от меня. Сюрреализм какой-то, честное слово! Спору нет, авантюрист я тот еще, и за время прошлой, так сказать, жизни, видывал всякое, но такое спокойствие? Не поддается объяснению. Может, на меня так влияет перенос в тело Дэймона — аборигена этой неизвестной планеты? Голос говорил что-то о взаимопроникновении сознаний… Может, это оно и есть? Для Дэймона ведь все, происходящее вокруг — норма, потому и я воспринимаю все так спокойно?

Ну, или это защитная реакция организма. Что уже не очень хорошо. Ибо старательно возводимая между рассудком и окружающей действительностью стена рано или поздно рухнет под напором эмоций, и тогда можно и кукухой поехать. Видывал я уже такое. Когда новобранец рядом с тобой хохмит и смеется, кантуя разорванные трупы убитых товарищей, а вечером оказывается, что он в туалете повесился… Тьфу, чур меня! Хвала всем известным и неизвестным богам, тяги к суициду за мной никогда замечено не было. Надеюсь, и сейчас не воспоследует.

А вообще — до чего ж здесь красиво! Бесконечные холмы, укрытые зеленой травой, постепенно переходят в высокие горы, в траве кипит мелкая, почти неразличимая, но весьма бурная, жизнь, а где-то вдалеке степенно следует стадо отаров, похожих отсюда на большие движущиеся камни, покрытые мхом. Высоко в небе кружит пара птиц, а прячущееся за горы солнце красит багряным их седые вершины… А воздух-то какой! Хоть горстями зачерпывай, да пей! Красота…

Кажется, постепенно я задремал прямо на ходу, и в какой-то момент едва не вывалился из седла. Подхватил меня вездесущий Ти Квай, который, после того, как я отказался его убивать, явно взял на себя роль моего личного Санчо Панса. Коротышка обеспокоенно взлянул мне в лицо, пару раз хлопнул по предплечью, а потом указал куда-то рукой. Встряхнвушись, я проследил за его жестом, и, кажется, нецензурно выругался вслух. От удивления.

Пока я дремал, кавалькада, видимо, прошла немалый путь, и сейчас поим глазам открылось то, что до этого скрывалось за очередным холмом.

Мы спускались в долину, по дну которой бежала то ли узкая речушка, то ли широкий ручей, а на другом берегу поднималась вверх отвесная скала. Высотой она была, на глазок, метров под пятьдесят, выглядела практически гладкой, и тянулась налево и направо, насколько хватало взгляда. Внушительно. Но куда мы, черт побери, направляемся? Мы же не полезем вверх, да?

Винтороги, тем временем, непроизвольно ускорились — будто почувстовали близкое окончание пути. Мне не осталось ничего, кроме как довериться животным и уверенно ведущей отряд Рэйе. В конце концов, она точно понимает, куда мы едем.

Пара минут — и винтороги без сомнений вошли в воду. Речушка была неглубокой — вода немного не доставала до стремян. Животные шли уверенно, и вскоре мы выбрались на каменистый берег.

Вблизи стало понятно, что стена не такая уж и гладкая — просто миногочисленные выступы сливались с основной поверхностью. Кавалькада завернула за скалу, напоминающую устремленный в небо палец, и я увидел вход в узкое ущелье.