— Кто вам такое сказал? Вы вообще в курсе, что такое время? Пока я произношу слова «мастер-картошка» где-то на противоположной стороне вселенной родились тысячи новых галактик и столько же состарились. Неужели вы думаете, что после такого мне будет тяжело заморозить время в соседней комнате на пару сотен лет? Вы вообще за кого меня держите, мастер? За второсортного мага-пердуна искрами?
За очень… очень… очень… опасную сущность. Говнюк сраный.
— И что ждет меня в следующих секциях?
Замечаю, как Зыркало зыркает на нас, вслушиваясь в каждое слово.
— Сюрпризы, мастер. Я живу тысячи лет и половину этого времени мне было уныло и скучно. Как думаете, как я коротал свое существование? Думаете, как болванчик трясся над каждой каплей накопленной жизненной силой? Для чего она мне, если ее не тратить на развлечения? Ну сэкономлю я на тысячу лет, и что? Все равно копить еще долго…
— Мне это не нравится, Костя. Слишком много нового всплывает.
— А что вам мешает не ломать стены анклава? Я вас заставляю, что ли? Все уговоры касались только центральной секции, где мы сейчас и находимся. Все неоговорённые инициативы — под вашу ответственность.
— Тебе весело?
— Очень. Хотите и вас повеселю?
— Ну.
— Представьте себя мной. Было бы вам интересно издеваться над людишками без… особой изюминки? Все эти секции, гоблины, какие-то тайные комнаты… Мне вот надоело это довольно быстро.
— К чему ты клонишь?
Голос Кости становится серьезным:
— Анклав — это я, мастер. Тут запрятано мое сердце и другие мои дырки и гениталии. Именно так я чувствую себя живым, а не запертым в межреалье куском недоразумения.
Атмосфера пропитывается Костиным азартом.
— Вы только представьте, мастер. Я трепещу! Какую следующую секцию вы откроете?! Что там находится?! Может, золото?! Женщины?! Посох Всемогущества?! А может я не так уж и примитивен, а?! А хотите скажу еще кое-что?! Вам это очень понравится! Я стёр себе память о половине секций, которые создал! Оставил лишь знание, что там что-то очень интересное и крайне важное для меня! Но я не знаю, что именно! — стены трясутся. Плешивый молится усерднее, а Зыркало бледнеет. — О, ДА, МАСТЕР! НЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТЕ, КАК МЕНЯ ЭТО ВОЗБУЖДАЕТ! НАЙДЕТЕ ЛИ ВЫ МОЕ СЕРДЦЕ ИЛИ ЗАЛЕЗЕТЕ МНЕ В ЗАДНИЦУ! ХА-ХА-ХА!
— Квэ-э?
— Ага. Квэ, — вздыхаю я.
Глава 27
— Ты успокоился?
Костя ржет уже пятую минуту, как умалишенный. Хотя казалось бы, что смеяться не над чем. Троица оставшихся в живых бандитов забилась в угол: они трясутся и нервно переговариваются о том, как не заслужили всего, что с ними происходит. Плешивый искренне верит в то, что они умерли и сейчас находятся в местном аду за все свои прегрешения. Очнувшегося Кислого, он, похоже, скоро в этом убедит, а вот Зыркало еще не сломлен — высматривает окружение хитрыми глазенками.
Блин, такими темпами у меня скоро не останется нормальных работников. Будет тут палата душевнобольных. Надо быстрее проработать программу «кнута и пряника». Где там моя «сова — эффективный менеджер»?
А, вот и она…
Повышаю голос:
— Встать! Работать! Никакого мяса, пока не продолбите проход в гоблинскую секцию!
Забитые бандиты давно научились слушаться без лишних слов. Им запрещено даже недовольно смотреть на меня, потому что тогда в дело вступит Костя, а уж он умеет мотивировать.
Подхожу к полуживому гоблину, тычу его носком сапога:
— Эй, уважаемый, просыпайся.
Костя перестает ржать:
— Я бы не советовал, мастер. |