Перья Снорри медленно улеглись.

— А-а-а… — протянул он с легким напряжением. — Про саги я знаю.

Мышка подошла к сверкающему существу из легенд и ласково поцеловала его в нос.

— Спасибо тебе, добрый Снорри, — сказала с огромной признательностью. — Я Гайка, механи… то есть, кузнец, а это Рокфор, опытный следопыт и защитник. Мы не просто разумные грызуны: дома, в Мидгарде, мы вместе с друзьями создали команду… Небольшой хирд.

— Зовемся Спасателями, — вставил Рокки. Гайка улыбнулась.

— Конечно, мы маленькие, — она развела лапками, — Но и мы можем многим помочь.

Рокфор шагнул вперед.

— Трое наших друзей потерялись во льдах Северного Океана. Мы их искали, нашли торчавшую из айсберга каменную стену и подумали, что они там.

Гайка тяжело вздохнула.

— Наша… Летучая колесница сгорела, мы едва не погибли. Отправились к руинам пешком, но лед треснул. Дальнейшее ты знаешь, добрый Снорри.

Конь весело всхрапнул, обдав мышку теплым воздухом.

— Я знаю только, что вы первые смертные, способные видеть валькирий, — заметил он серьезно. — Живые ни разу не попадали в Асгард на моей памяти, а я помню многое… — Снорри легонько покачал головой. — Мне ведь более девяти сотен веков, пушистики — я один из древнейших.

— Девяносто тысяч лет?! — переспросила Гайка. У Рокки отвисла челюсть.

Конь кивнул.

— Смертные не догадываются, но мы, боги, возникаем одновременно с появлением разума и точно так же развиваемся вместе с ним. Едва у первых обезьян в Мидгарде появилась фантазия, они стали придумывать сказочных существ — а это, скажу по секрету, в других измерениях имеет последствия, — Снорри весело фыркнул. — Вот так мы и рождаемся, пушистики. Но чем быстрее развивается разум, чем меньше остается непознанного, тем реже смертные о нас вспоминают — и день, когда последний из разумных перестанет в нас верить, мы зовем Рагнароком…

Он вздохнул и перебрал ушами.

— Такие, как я, сказочные звери — самые древние. Мы родились раньше всех, и смертные, придумавшие нас, в те времена сами немногим от зверей отличались. Поэтому… — Снорри подмигнул Гаечке, — …у нас, увы, и сил меньше, чем у других богов. Творцам просто не хватало фантазии.

— Потрясающе! — прошептала Гаечка, моргая от изумления. Конь фыркнул.

— Кому как, пушистик, кому как… Следом за нами в мир явились чудовища. Вроде Ниддхёгга. А далее, для борьбы с ними, стали придумывать богов, богам нужен был транспорт, тут-то о нас и вспомнили, — жеребец прянул ушами. — Одно за другим, другое за третьим… Последние столетия я ношу валькирий.

Снорри легонько заржал.

— Тоже, в некотором роде, спасателей. И уже много веков безработных.

Гайка содрогнулась.

— Мне очень жаль… — сказала тихо. Конь встряхнулся.

— Ничего, до Рагнарока еще куча времени — глядишь, и прорвемся, — заметил он бодро.

— Но неужели все, что люди воображают, возникает в вашей реальности?! — изумленно спросила Гаечка.

Снорри весело ткнул ее носом, чуть не сбив с ног.

— Конечно, нет. Для воплощения фантазии в материю, необходимо, чтобы большое число разумных — людей или других, без разницы — не просто мечтало, а действительно верило, что объект их мечты реален. Это как-то связано с работой мозга; все, что разумный видит глазами, создает особые энергетические волны…

— Да! — выдохнула Гаечка. — Понимаю! Обратная связь! Если мозг убежден, что некий объект существует — он будет излучать такие же волны, как если бы видел его в реальности!

— Вот-вот, — конь грустно улыбнулся.