— Раттатоск, а что за черная завеса там, на севере? — с легким удивлением спросила Гаечка. — Почему в той стороне не видно лугов?

Бельчонок бросил на всадницу короткий взгляд через плечо.

— Разве ты не знаешь о проклятии Йиггдрасиля? — Раттатоск горько покачал головой, не прерывая бега. — Древо гниет заживо, вся его северная половина отравлена.

— Почему?! — Гайка в ужасе отпрянула.

— Дыхание Имира, — коротко отозвался бельчонок. — Изначальный яд. Черный снег, что покрывал некогда весь мир, а нынче остался лишь в самых глубинах бездны Гинунгагап, медленно тает. Его смертоносные испарения губят Древо, а талая вода, прозванная Мёдом Забвения — самый страшный яд в Девяти Мирах. Тот, кто отведает Меда Забвения, не просто умрет; умрет и его душа, в царство Хель не попадет ничего…

Раттатоск запнулся, но все же добавил:

— Именно так погиб мой лучший друг Нари.

Гайка содрогнулась.

— Младший сын Локи?

— Да, — глухо отозвался бельчонок. — Слыхала, наверно, историю, как Асы расправились с Локи после его «знаменитой» перебранки?

Мышка с трудом кивнула.

— Я читала… Это было ужасно. Его сына превратили в волка, и заставили разодрать на части собственного брата.

— Угу, — Раттатоск скрипнул зубами. — А кишками растерзанного мальчика отца привязали к скале. Да только скальды редко вспоминают, что стало с волком-Нари, после того как он брата порешил.

Гайка зажмурилась.

— Неужели… Он сам принял яд?!..

— Сам, — яростно бросил Раттатоск. — И мне не сказал! Напился Меда Забвения, идиот голубоглазый! Я как узнал, чуть лапы не откинул… Эх-х, да чего уж там, было дело.

Подъем продолжался в молчании. Чем ближе становилась верхушка, тем холоднее казался воздух и мельче — листья Древа. Время тянулось незаметно, Раттатоск мчался на огромной скорости, не проявляя признаков усталости. Гаечка лежала с открытыми глазами; пыталась совладать с волнениями и тревогами последних дней.

Прошел час, за ним другой. Бельчонок несколько раз кричал кому-то слова приветствий, однажды за путешественниками увязался небольшой дятел, но быстро отстал, так и не перемолвившись с Раттатоском. Скорость мешала полноценно обозревать путь, Гайке лишь изредка удавалось замечать детали — то аккуратное гнездо с крышей, то целое висячее селение… Древо Жизни, отвечая имени, было заселено от самых корней до верхушки.

— Прибываем, — внезапно сообщил Раттатоск. — Держись крепче, начинаю торможение.

Гайка вцепилась в рыжую шерсть. Вовремя; на сей раз бельчонок погасил скорость более решительно, от перегрузки у мыши потемнело в глазах. Придя в себя, она изумленно пискнула.

— Что это?!

— Как, что? — совершив последний прыжок, Раттатоск проехался по ветви, оставляя коготками длинные борозды, и, наконец, остановился. У него даже дыхание не сбилось. — Кузница славного Грани, единственного в Асгарде древесного гнома, — бельчонок фыркнул. Изобретательница молча спрыгнула с его спины.

Кузня представляла собой мощное каменное строение, напоминавшее средневековую крепость в миниатюре. Около половины ее объема выдавалось из ствола, отсюда торчал целый десяток разнокалиберных дымовых труб. Окон не имелось вовсе, дверь — шестиугольная, обитая железом, человеку по пояс — была полуоткрыта. Царила тишина, из труб не валил дым. Гаечка с тревогой оглянулась на Раттатоска.

— Все в порядке?

Бельчонок озадаченно почесал за ухом.

— Странно…. Эй, там! — гаркнул он во всю силу легких.