|
Вдали, с высоты, виднелся между синеватыми пятнами озер коричневый чертеж Берлина. В половине восьмого поутру, как обычно, Роллинг проснулся на улице Сены в кровати императора Наполеона. Не открывая глаз, достал из-под подушки носовой платок и решительно высморкался, выгоняя из себя вместе с остатками сна вчерашнюю труху ночных развлечений. Не совсем, правда, свежий, но вполне владеющий мыслями и волей, он бросил платок на ковер, сел посреди шелковых подушек и оглянулся. Кровать была пуста, в комнате - пусто. Зоина подушка холодна. Роллинг нажал кнопку звонка, появилась горничная Зои. Роллинг спросил, глядя мимо нее: "Мадам?" Горничная подняла плечи, стала поворачивать голову, как сова. На цыпочках прошла в уборную, оттуда, уже поспешно, - в гардеробную, хлопнула дверью в ванную и снова появилась в спальне, - пальцы у нее дрожали с боков кружевного фартучка: "Мадам нигде нет". - Кофе, - сказал Роллинг. Он сам налил ванну, сам оделся, сам налил себе кофе. В доме в это время шла тихая паника, - на цыпочках, шепотом. Выходя из отеля, Роллинг толкнул локтем швейцара, испуганно кинувшегося отворять дверь. Он опоздал в контору на двадцать минут. На бульваре Мальзерб в это утро пахло порохом. На лице секретаря было написано полное непротивление злу. Посетители выходили перекошенные из ореховой двери. "У мистера Роллинга неважное настроение сегодня", - сообщали они шепотом. Ровно в час мистер Роллинг посмотрел на стенные часы и сломал карандаш. Ясно, что Зоя Монроз не заедет за ним завтракать. Он медлил до четверти второго. За эти ужасные четверть часа у секретаря в блестящем проборе появились два седых волоса. Роллинг поехал завтракать один к "Грифону", как обычно. Хозяин ресторанчика, мосье Грифон, рослый и полный мужчина, бывший повар и содержатель пивнушки, теперь - высший консультант по Большому Искусству Вкусовых Восприятии и Пищеварения, встретил Роллинга героическим взмахом руки. В темносерой визитке, с холеной ассирийской бородой и благородным лбом, мосье Грифон стоял посреди небольшой залы своего ресторана, опираясь одной рукой на серебряный цоколь особого сооружения, вроде жертвенника, где под выпуклой крышкой томилось знаменитое жаркое - седло барана с бобами. На красных кожаных диванах вдоль четырех стен за узкими сплошными столами сидели постоянные посетители - из делового мира Больших бульваров, женщин - немного. Середина залы была пуста, не считая жертвенника. Хозяин, вращая головой, мог видеть процесс вкусового восприятия каждого из своих клиентов. Малейшая гримаска неудовольствия не ускользала от его взора. Мало того, - он предвидел многое: таинственные процессы выделения соков, винтообразная работа желудка и вся психология еды, основанная на воспоминаниях когда-то съеденного, на предчувствиях и на приливах крови к различым частям тела, - все это было для него открытой книгой. Подходя со строгим и вместе отеческим лицом, он говорил с восхитительной грубоватой лаской: "Ваш темперамент, мосье, сегодня требует рюмки мадеры и очень сухого Пуи, - можете послать меня на гильотину - я не даю вам ни капли красного. Устрицы, немного вареного тюрбо, крылышко цыпленка и несколько стебельков спаржи. Эта гамма вернет вам силы". Возражать в этом случае мог бы только патагонец, питающийся водяными крысами. Мосье Грифон не подбежал, как можно было предполагать, с униженной торопливостью к прибору химического короля. |
