|
За ним налево горели сотни огней Анилиновой компании. Поднимались белые клубы дыма, розовый огонь вырывался из труб. Доносились свистки паровозов, какой-то грохот. - Я прав, - сказал Вольф, - только с этого плато можно ударить лучом. Смотрите, вот то - склады сырья, там, за земляным валом - склады полуфабрикатов, они совсем открыты, там длинные корпуса производства серной кислоты по русскому способу - из серного колчедана. А вон те, в стороне, круглые крыши - производство анилина и всех этих дьявольских веществ, которые взрываются иногда по собственному капризу. - Хорошо, Вольф, если предположить, что Гарин поставит аппарат только в ночь на двадцать восьмое, все же должны быть какие-то признаки предварительной установки. - Нужно осмотреть развалины. Я облазаю башню, вы - стены и своды... В сущности, лучше места, где сидит эта скелетина, не выдумаешь. - В семь часов сходимся в ресторане. - Ладно. В восьмом часу утра Вольф и Хлынов пили молоко на деревянной веранде ресторана "К прикованному скелету". Ночные поиски были безуспешны. Сидели молча, подперев головы. За эти дни они так изучили друг друга, что читали мысли. Хлынов, более впечатлительный и менее склонный доверять себе, много раз начинал пересматривать весь ход рассуждении, которые привели его и Вольфа из Парижа в эти, казалось, совсем безобидные места. На чем основано было это убеждение? На двух-трех строчках из газет. - Не окажемся ли мы в дураках, Вольф? На это Вольф отвечал: - Человеческий ум ограничен. Но всегда для дела разумнее полагаться на него, чем сомневаться. К тому же, если мы ничего не найдем и дьявольское предприятия? Гарина окажется нашей выдумкой, то и слава богу. Мы исполнили свой долг. Кельнер принес яичницу и две кружки пива. Появился хозяин, багрово-румяный толстяк: - Доброе утро, господа! - И, посвистывая одышкой, он озабоченно ждал, когда гости утолят аппетит. Затем протянул руку к долине, еще голубоватой и сверкающей влагой: - Двадцать лет я наблюдаю... Дело идет к концу, - вот что я скажу, мои дорогие господа... Я видел мобилизацию. Вон по той дороге шли войска. Это были добрые германские колонны. (Хозяин выкинул, как пружину над головой, жирный указательный палец.) Это были зигфриды - те самые, о которых писал Тацит: могучие, наводившие ужас, в шлемах с крылышками. Обер, еще две кружки пива господам... В четырнадцатом году зигфриды шли покорять вселенную. Им не хватало только щитов, - вы помните старый германский обычай: издавать воинственные крики, прикладывая щит ко рту, чтобы голос казался страшнее. Да, я видел кавалерийские зады, плотно сидевшие на лошадях... Что случилось, я хочу спросить? Или мы разучились умирать в кровавом бою? Я видел, как войска проходили обратно. Кавалеристы все еще плотно, черт возьми, сидели на седлах... Германцы не были разбиты на поле. Их пронзили мечами в постелях, у их очагов... Хозяин выпученными глазами обвел гостей, обернулся к развалинам, лицо его стало кирпичного цвета. Медленно он вытащил из кармана пачку открыток и хлопнул ею по ладони: - Вы были в городе, я спрошу: видали вы хотя бы одного немца выше пяти с половиной футов росту? А когда эти пролетарии возвращаются с заводов, вы слышали, чтобы один хотя бы имел смелость громко сказать: "Дейчланд"? А вот о социализме эти пролетарии хрипят за пивными кружками. |
