Изменить размер шрифта - +
Правее этой двери, примерно в полутора метрах от нее, имеется вбитый в потолок крюк, согнутый из ребристого арматурного прута марки «тринадцать». По показаниям участкового милиционера капитана Петренко, именно на этом крюке и висело тело убитого. Атмосфера в подвале крайне гнетущая, возникает чувство пристального злобного взгляда в затылок, нехватки воздуха:

– Можно, я поднимусь? – спросила Ираида.

– Конечно:– рассеянно отозвался Крис и продолжал: – Звук голосов приглушается, эха, характерного для пустых помещений, практически нет. Ощущение опасности и страха.

Предметы кажутся более тяжелыми. Далее – осмотр пола. К сожалению, все следы затоптаны при официальном осмотре, но с некоторой долей уверенности можно утверждать, что следы крови под крюком несколько неадекватны действительной кровопотере, на таком утрамбованном полу лужа должна значительно превышать те шестьдесятсемьдесят сантиметров в диаметре, которые мы наблюдаем:

Вернулась Ираида.

– Отдышалась? – спросил я.

– Я? Да я к дядечке милиционеру бегала. Спросила, были ли вчера здесь бабы. Следователи там или кто еще:

– И что он сказал?

– Не было. А следы‑то – есть.

– Крис!

– Я слышу. Где? Покажи.

– Вот. Вот. Вот. И вон там – целая семейка:

– Женя, свети!

И Крис, встав в пресловутую коленно‑локтевую позу, принялся рыть носом землю. Ух ты, шипел он, уххх:

Ираида подошла к той пустой комнатке, предназначенной то ли для трансформатора, то ли для бойлера, заглянула внутрь. Для этого ей понадобилось сильно нагнуться. Потом она задумчиво постучала пальцами по косяку двери.

– Дядя Женя! – окликнула она Коломийца. – Подойди, пожалуйста!

– Что у тебя? Еще что‑то нашла?

– Не знаю. Странно просто. Тут все старое такое, а косяк

– из сырого дерева.

– Отсырело:

– Да что я, не отличу? Месяц назад эта осина еще в лесу стояла: – и для подтверждения она постучала костяшками пальцев по косяку.

– Ну тебя, ей‑богу. Оно вон черное все, а ты говоришь – месяц:

Подошел Крис. Коснулся спорной двери. Потом как‑то мучительно передернул плечами.

– Вот она где, кровь‑то вся:

Ираида прижала к губам запястье.

 

4.

 

– Пока мы тут балаболим, – сказал Коломиец, – на Петровке, мабуть, человек пять на этот эпизод раскололи.

Они сидели в приемной при не Бог весть каком свете зеленой лампы. Все, кроме Ираиды, чувствовали себя погано.

Доктор сказал, что налицо типичный похмельный синдром без предшествующих возлияний. Думалось через «не могу».

– Что мы имеем? – в который раз медленно проговорил Крис и стал загибать пальцы. – Кровью убитого вымазали дверь. Перед дверью все истоптано. За дверью следов мало.

На полу воск. Не парафин – именно воск. Этот непонятный автобус. То ли был, то ли нет. Куча окурков. В основном «Лаки страйк», некоторые с помадой… В поселке вырубался свет, причем в разных домах в разное время. Куда‑то делись бродячие собаки:

– Крыса на дереве, – напомнила Ираида.

– Крыса на дереве, – согласился Крис. – Дети чего‑то боятся, а дети – оторви да выбрось. А главное – молоко скисло.

– Почему главное? – спросил Коломиец.

– Если молоко скисает, то рядом черт, – популярно объяснил доктор.

– Ты на черта не клепли, братья коников свели, – сказал Коломиец. – Хотя… не знаю. Вот в Африке я бы такому не удивился, но чтобы у нас…

– А ногу‑то тебе кто отрывал? – спросил доктор.

Быстрый переход