Господи, что со мной? Что я сделал? Надо кого-то позвать...

— ... почти справился, Мэри, я почти справился, — шептал Ренни: после нескольких часов крика голос пропал. Вначале он звал врача, потом умолял, чтобы с его ног сняли мертвую лошадь, по том просто просил воды. — Я скоро умру, а ведь я мог вернуться домой. О, Мэри, зачем я оставил тебя и Дэнни? Мальчику нужен отец...

В лунном свете почудилось какое-то движение, и Ренни замолчал, вглядываясь в полосы тени и серебра.

— Кто здесь?

Кричать было больно, каждый звук рашпилем обдирал горло. Он закашлялся, но снова подал голос:

— Прошу вас, помогите!

К нему медленно шел человек, глаза его светились, как у собаки в темноте. Он был бос, на ногах — брюки Конфедерации, сверху — белая рубаха и офицерский сюртук северян. Он присел у павшей лошади и посмотрел на Ренни.

— Ты просишь помощи?

Солдат дернулся в страхе, но тут же взял себя в руки. «Подумай о Мэри и Дэнни!» Он дважды облизывал губы, прежде чем смог выговорить:

— Да... Прошу...

Пришедший наклонил голову назад, потом вперед, осматривая раны Ренни.

— Моя помощь или убьет тебя, или наоборот. Я поклялся, что никогда не буду, как они, извращать плоть по своему желанию, но мне так одиноко.

Он поднял голову и завыл — так волки воют на луну. У Ренни волосы встали дыбом. Его дядя умел неплохо подражать волчьему вою, дети даже боялись его; но этот вой бледнел рядом с тем воплем одиночества, который раздался сейчас.

— Я должен бегать в стае, среди братьев, сестер и родичей, в окружении волчат, рядом с подругой, и глядеть, как растут в ее животе наши дети. Мы выли бы вместе и спали на солнце, наевшись как следует, спрятав нос под хвостом. Я не должен быть один и прятаться от беды среди трупов меньших братьев. Я проклинаю Прайма за то, что он сделал со мной, и ты проклянешь меня, если примешь помощь.

— Прошу вас, — Ренни снова шептал, — умоляю...

Человек приблизил лицо к самому лицу солдата.

— Не умоляй меня об этом, это страшно и жестоко. Скажи «да», и я дам тебе проклятие помощи, скажи «нет» — и я прикончу тебя твоим же оружием.

— Да. Помоги мне.

Человек посидел еще, сверкая в темноте глазами, и вдруг кивнул. Потом открыл фляжку, поднес ее к губам Ренни и дал ему напиться. За питьем последовала еда, скорее всего взятая у мертвых. Покончив с этим, незнакомец вытащил откуда-то стеклянную трубку с длинной иглой на конце, закатал рукав, затянул на плече жгут и воткнул иглу в руку. Трубка наполнилась кровью. Зажав ее зубами, человек снял жгут и завязал его на Ренни.

— Сожми кулак, — скомандовал он.

Солдат повиновался, и пришелец снова замер, глядя на него странным взглядом.

— Я не хочу умирать.

— Смерти я не хозяин.

— Мне всего двадцать три. Я хочу увидеть, как растет мой сын, мои внуки и их дети, хочу дожить до будущего века. Хочу жить очень-очень долго...

— Если переживешь эту ночь, — с этими словами человек воткнул иглу в руку Ренни, — так и будет.

Тот, кого звали Прайм, знал: он умрет. Мотор скутера ревел, выдавая полную мощность, но Гекс все не отставал. Его раскрыли. Все детство, во время обучения и долгого полета на эту планету он притворялся, что является частью коллективного ума. Он скрывал, что может быть отдельной личностью, видит зло, творимое расой отцов, страстно ненавидит его и готов оказать неповиновение. И теперь Гекс узнал правду. Недавние воспоминания Прайма продырявили из лазерной винтовки, он убежал, но приборы скутера показывали, что Гекс его скоро нагонит. Он не мог даже вспомнить, какую тактику планировал, что хотел сделать и удалось ли ему это.