Если ребенок родится, он может вырасти бунтарем, как отец. Правда, в этом Прайм сомневался. Овипозитор может отловить видоизменения и вернуть развитие ребенка к первоначальному плану. Тогда он станет одним из них. Вернувшись на мостик...
... чернота, потерянная помять...
— Смотри, чем они пытались защищаться! — Гекс заливался смехом, показывая короткое деревянное древко с каменным наконечником. — Я не смог правильно настроить станнер и убил почти всех, там были в основном самцы. Самка мне досталась только одна, но больше нам и не надо.
Самка оказалась невысокого роста, тонкокостной. Она лежала неподвижно, напоминая птицу, убитую в полете. Длинные черные волосы блестели под корабельными лампами, глаза были полуоткрыты, странные глаза: внешнее кольцо белое, а центр черный, почти как у Прайма. Фигурой и пропорциями она не слишком сильно отличалась от расы его матери и, наверное, поэтому показалась ему странно красивой. «Так вот какая будет мать у моего ребенка», — подумал Прайм, но сразу же одернул себя. Рядом с Гексом нельзя расслабляться: одна неверная мысль — и все обречено...
... чернота, потерянная помять...
Гекс вел овипозитор над сопротивляющейся самкой.
— Оглуши ее, а то я не смогу работать.
Прайм поднял станнер, подумал, что можно увеличить мощность и «нечаянно» убить женщину, но понял: ему необходимо, чтобы Гекс отвлекался на работу с ней.
Прости меня, самочка.
Вспышка станнера, щелчок — и тело женщины обмякло. Гекс кивнул и направил острый конец овипозитора вдоль ее обнаженного живота...
Укия с криком вскочил и обнаружил, что находится не в ванной, а в своей постели. На улице светило солнце. Юноша понял, что все еще держится за живот, не в силах забыть длинную иглу овипозитора. Это всего лишь память, сказал он себе, память о том, что было много лет назад. Он оглядел комнату, стараясь отвлечься. Плетеный коврик на полу, кофейная банка на тумбочке, Макс в ногах кровати, выражение лица рассерженное и испуганное одновременно.
Тут Укия забыл обо всем остальном и понял, что ему холодно, он слаб, дрожит и ничего не понимает.
— Макс? — Он попытался закутаться в одеяло, но ничего не получилось. — Что ты тут делаешь?
— Я приехал выяснить, что ты такое с собой сделал. Питтсбург — маленький город. Вчера вечером мне позвонил Крэйнак и рассказал про перестрелку в полиции. Я позвонил тебе, но твой телефон не отвечал. Тогда я позвонил Индиго, и она сказала, что ты поехал искать Стаю. «Не волнуйтесь, мы поставили «жучок»!» Когда я перезвонил, она сказала, что они тебя потеряли.
— «Жучок» нашла Стая, и Ренни его сломал.
— Тебе повезло, что они не разозлились. Укия стиснул голову, боль в ней пульсировала в такт биению крови.
— Да, они меня простили, потому что считают несмышленым ребенком.
— Да ты и есть ребенок-несмышленыш. Ты обещал мне быть осторожным.
Юноша дернулся под обвиняющим взглядом Макса.
— Я взял пистолет и сказал Индиго, куда еду. Но подкрепление на встречу со Стаей я взять не мог.
— Я решил, что ты или крупно вляпался, или сидишь дома и не понимаешь, что натворил, и позвонил сюда, чтобы исключить второе.
Укия вспомнил, что услышал телефонный звонок, простонал что-то в ответ на вопрос мамы Джо, его нашли, привели в порядок, уложили в постель и напоили.
— Прости, мне было плохо.
— Я так и понял. Твои мамы сказали, что это похоже на пищевое отравление, но они не знали, что ты был в Стае и что у доктора Хейз была обнаружена вирусная инфекция. Так что ты с собой сделал?
— Ренни дал мне память Стаи. Моя иммунная система боролась с ней, но сейчас они достигли компромисса.
Макс внезапно оказался рядом с ним, взял юношу за подбородок и внимательно всмотрелся в лицо. |