– Это не шутки, Кензи! Понятно?

Я сонно взглянул на его руку.

– Брайан, – урезонил его Малкерн.

Полсон убрал руку и стал рассматривать оставшийся на ней след.

Я все так же сонно – Энджи называет это «взгляд снулой рыбы» – посмотрел на него и спросил, обращаясь к Малкерну:

– С чего вы решили, что это она взяла эти... документы?

Полсон отвел взгляд и уставился в стакан с мартини. Между прочим, он до сих пор к нему не прикоснулся – может, ждал разрешения?

– Мы проверили, не сомневайтесь, – ответил Малкерн. – По логике вещей подозрение больше ни на кого не может пасть.

– А на нее может?

– Что «может»?

– Пасть. Почему?

Малкерн улыбнулся не без ехидства:

– Потому что она исчезла в тот же день, что и документы. От этих людей всего можно ждать, верно?

– М‑м‑м, – ответил я.

– Ну так что, Пат, возьметесь разыскать ее для нас?

Я поглядел в окно. Пухлощекий швейцар всаживал кого‑то в такси. Средних лет парочка в одинаковых майках с надписью «Ваше здоровье!», беспрестанно щелкая камерами, фотографировала статую Джорджа Вашингтона. В их захолустье снимки наверняка произведут фурор. Пьяница сидел на тротуаре, одной рукой опираясь на бутылку, а другую – неколебимую, как утес, – протягивал за подаянием. Боже, сколько красивых женщин, толпами ходят.

– Недешево обойдется, – сказал я.

– Я знаю, что вы дорогой детектив, – ответил Малкерн. – А почему вы по‑прежнему живете в старом квартале? – Это прозвучало так, словно он хотел мне внушить: душой он тоже остался там. Будто я поверю, что квартал наш имеет для него еще какую‑нибудь ценность, помимо того, что можно свернуть в объезд, когда на магистрали – пробка.

Я раздумывал над ответом. Надо было бы загнуть что‑нибудь о приверженности корням, о стремлении припасть к истокам, но в конце концов я сказал правду:

– Квартплату не повышают.

Кажется, этот ответ его удовлетворил.

Глава 2

Старый квартал – это часть Дорчестера, примыкающая к Эдвард Эверетт‑сквер. Меньше пяти миль от центра самого Бостона, то есть в удачный день – полчаса на машине.

Мой офис располагается на колокольне церкви Св. Варфоломея. Мне так и не удалось выяснить, какая судьба постигла колокол, прежде находившийся там, а монашки из приходской школы по соседству не говорят. Те, что постарше, упрямо не желают отвечать, а молоденьких моя любознательность, похоже, забавляет. Сестра Елена сказала однажды, что колокол был унесен отсюда «чудесной силой». Так и сказала. Сестра Джойс – мы с ней вместе выросли – всегда твердит, что он был не на своем месте, и дарит мне при этом улыбку, которую монашки, по распространенному мнению, дарить не вправе.

Наутро после того, как я получил лицензию частного детектива, местный пастор отец Драммонд спросил меня, не могу ли я навести здесь относительный порядок, ибо какие‑то нехристи вновь повадились тырить чаши для причастия и подсвечники. Он заявил, что «эту мразь следует поставить на место», и предложил мне столоваться у него в доме (мой первый гонорар), причем пообещал, что я сподоблюсь Божьей благодати, если соглашусь обосноваться на колокольне до следующего налета. Я ответил, что он слишком дешево меня ценит, и потребовал предоставить колокольню в мое распоряжение до тех пор, пока я не подыщу собственное помещение для офиса. Он уступил – с удивительной для духовной особы легкостью. Лишь оглядев, в каком виде комната, куда девять лет кряду не ступала нога человека, я понял причину этой покладистости.