– А хорошо бы так самим, – мечтательно сказала Питерзон. – Только представь: бросить семисоточку угольной крошки в бамбуковом корпусе с предподрывом, чтобы начинку в пузырь надуло шире линкора в миделе, и над самой палубой – бздыщь! Где мегалинкор? Какой мегалинкор? Нет, слушай, да?

– Пробовали, – оборвала Тояма на взлёте мечты напарницы. – Ещё до войны. Хотели для тяжёлого оркестра пятидюймовых длинностволок ПВО область гарантированного уничтожения миля на милю на тысячу футов рожать. Тётка у меня на синхронных радиозапалах какие-то невменяемые деньги тогда распилила. Государству по семнадцать пиастров штука уходили, тех ещё, почти без инфляции. Прикинь?

– И что? – жадно спросила Вероника Питерзон.

– И всё! – фыркнула Тояма. – Или угольную крошку распыляло так, что не взрывается, или она спрессована так, что разлетается кусками с палец размером – и всё равно не взрывается. Хотели на рвачку переходить с угля или на термит хотя бы, так у бухгалтеров получается, что при нынешних ценах на азот с алюминием самолётами-таранами с вертикальным ракетным стартом и то дешевле.

– Ну можно же, наверное. – Питерзон задумалась. – Как-то.

– Знаешь как – Стиллмановская премия твоя! – щедро пообещала Тояма. – Но пока что ни у кого без корабля селитры повторить ещё не получилось.

Вероника поморщилась. Жуткая передовица «Москвы сбоку» до сих пор легко вставала у неё перед глазами. Фотографию чудовищного, выше самых высоких домов, грибообразного облака дыма и хорошо заметной волны спрессованных обломков сопровождал ожидаемый заголовок: «Мирный порт уничтожен одной имперской бомбой!» В правом нижнем углу фотографии отчаянно держалась за голову растрёпанная, уже без лент, вуали и банта невеста – с безумными глазами и распахнутым в безмолвном крике ртом.

Запечатлевший чудовищный взрыв фотограф Эйтан Мунк, таки да, имел сомнительное еврейское счастье фотографировать свадьбу как раз в момент взрыва. Стоит отдать ему должное, после своего гениального кадра под откос моста он так и кувыркался в обнимку с камерой, так что некоторую часть свидетельства торжества для заказчиков всё же сохранил. Насколько любящая пара могла этому порадоваться с любовным гнёздышком в полосе тяжёлых разрушений – вопрос, конечно, пикантный.

В любом случае имперский новый мегалинкор на архипелаг вроде как пришёл. А вот конфедераты не дождались и старого. На каком этапе работ находились последние доделки в Белый флот, последнее время предпочитали даже по углам не шептаться. Ходили самые дикие слухи, что попытка замены оптических директоров огня гипотетически круглосуточными радарными имела в практической реализации такой ворох неожиданных проблем, что после выхода на огневые испытания борты к третьему залпу остались без любых средств управления огнём вообще.

– Три минуты до манёвра, – напомнила Вероника. Несмотря на болтливость, приборы она из поля зрения не выпускала, как и свою полусферу ответственности. Не то чтобы это имело особое значение настолько глубоко посреди бесполезной нейтральной океанской территории. Но пока над полусотней стояла Газель Стиллман, забыть о последствиях ошибки не получалось ни у кого. Слишком уж охотно и безжалостно к себе командир напоминала всем и каждому, что за такое бывает.

– Есть три минуты до манёвра. – Тояма вынула моргалку из креплений. – Ну-ка, где там наша кошка драная снова отстала? Про своё домашнее задание по навигации помнит ещё?

Вероника хихикнула.