Вероника хихикнула. Да, в каюте Такэды в ту ночь присутствовали всего двое, да ни он сам, ни Пшешешенко ничего вслух не рассказали, но что именно произошло той ночью между командиром и его импульсивной подчинённой, знали все.

– А она что-то уже передаёт. – Вероника Питерзон всмотрелась за остекление фонаря. – …Восемь узлов. Курс два-пять-ноль. Атакую первой. Запрашиваю поддержку атаки по готовности. Да ладно?

– Лодка! – поняла Тояма. – Здесь «имперец»! На перегоне караулит, зараза, самую малость промахнулся!

Её «Казачок» послушно движению ручки управления скользнул вбок. Юнона торопливо завела его на хвост борту напарниц, вслед почуявшей добычу Рыси. В праве формально младшей подчинённой на первый удар и обеление репутации ни сама Тояма, ни её бортстрелок в этот момент даже не сомневались.

– Идём за тобой, удаление две тысячи, – отбила с моргалки Юнона. Самолёт Пшешешенко – Пщолы откликнулся коротким подтверждением с места бортстрелка, покачнулся и плавно сменил курс.

Заход на курс атаки в исполнении Рыси оказался настолько же идеальным, как и на тренировочные плавучие мишени на родине, над Семью озёрами. Теперь оба экипажа отлично видели цель внизу. Хищное вытянутое тело с двойным уступом рубки, передняя часть выше задней. От непогоды корпус потемнел чуть ли не до конфедератского «флотского синего». Здоровенная крейсерская лодка нагло рассекала на дизелях так, будто этот кусок океана находился в коронном наделе Янтарного трона.

– Стрелок готов! – доложила Вероника Питерзон, едва закончила с пулемётом.

– Рысь тоже готова, ждём. – Юнона следила за тем, как самолёт впереди чуть заметно менял курс. Две металлические капли под крыльями, на таком расстоянии крохотные, уже наверняка пришли в полную готовность.

Наконец самолёт подруг зашёл в пике. Юнона выждала свои бесконечно долгие секунды на курсе и бросила свой «Казачок» вслед.

– На удачу! – Она провела рукой по фотографии с автографом на приборной доске. Легендарный Гийом Нетрэба в свои двадцать семь был трёхкратным обладателем титула «Золотая длань Конфедерации». Лишь Вероника Питерзон знала, насколько искренне и безответно её боевая подруга мучается от скандальной и непозволительной страсти к чернокожему белопоморскому атлету, сумевшему на гарнизонной службе пережить даже кровавую мясорубку трёх имперских десантов на острова Сапека. – Забьём пару мячей в лунки!

От самолёта Пшешешенко – Пщолы отделились бомбы. Струи пулемётного огня разбрызгались о рубку цели и почти моментально смолкли. Первый самолёт выходил из пике. Внимание Тоямы целиком поглотила работа с курсом, высотой и скоростью. Куда и как упали бомбы подруг, она даже не разглядела.

– Тридцать сотен! – отсчитывала за спиной Питерзон. – Двадцать пять! Готовность! Пятнадцать!

На высоте сброса подтверждение бортстрелка Юнона Тояма даже не услышала. Просто самолёт дрогнул, будто сам по себе, и несколько сотен фунтов стали и взрывчатки отправились вниз. Толком проштурмовать цель у Юноны не вышло, машина упрямо ползла вбок, да и высоты уже осталось всего ничего. Оставалось лишь надеяться, что бомбы легли хоть немного лучше.

– Достали курву, Ю! – отчиталась за спиной Вероника Питерзон, едва окончилась перегрузка. – Вторая точно в рубку! Н-на! Первая – накрытие без срабатывания.

– Да ладно? – Юнона Тояма чуть поменяла курс и вывернула голову. – Она что, тонет?

Лодка на глазах зарывалась носом в белую пену. Корма ещё торчала над водой, а нос уже захлестнули по самую рубку первые волны.