Давайте, выкладывайте, что еще плохого готовит нам грядущее? Дизентерию? Туберкулез? Бубонную чуму?
– Нет-нет, – быстро возразила Харуми. – Это… – тут доктор запнулась, – связано с моей врачебной специализацией.
– Лейтенант, – Ярослав перешел на доверительный шёпот, – вы очаровательно краснеете. Так бы вами любовался до скончания дня, молча, под луной. Но увы, как подсказывают ваши милые часики, – фон Хартманн кивнул в сторону стоявшей на краю полки клепсидры, – время до начала моей вахты скоро истечет. Поэтому давайте обойдемся без долгой прелюдии.
Он с трудом сдержался, чтобы не добавить: «Вы чертовски привлекательны, я чертовски привлекателен». А вот за руку взял, точнее – накрыл её ладонь своей. Словно птичку поймал, маленькую и горячую. Харуми от его прикосновения вздрогнула, словно её ударило током, но убрать руку не попыталась.
Искра проскочила… кажется, так это называется. Между ними проскочила искра.
– Критические дни.
– Что? – растерянно переспросил Ярослав. – У тебя?
– Да при чем тут я? У твоего экипажа!
– А при чем тут мой экипаж? – искренне удивился фрегат-капитан.
– Да пр…
Это получилось, в общем, само собой. Просто доктор порывисто качнулась вперед, а шальная волна заставила фон Хартманна наклониться ей навстречу.
Будь это мелодраматическое кино, наверняка они бы сошлись губами, а на следующие двадцать минут слились в любовном поцелуе. Но стукнулись они лбами, больно, так что между ними проскочил теперь уже целый пучок искр… и двадцати минут у них тоже не было.
А еще нужно было хотя бы пытаться делать все тихо, поэтому Харуми прокусила себе губу.
– Ты… доволен?
– Не знаю, – честно сказал Ярослав. – Да, наверное. Скорее опустошен… во всех смыслах. Я… не ожидал, что все будет… так.
– Да уж, в женщинах ты разбираешься намного хуже, чем в торпедах, я это заметила. – Доктор открыла шкафчик и достала пару остро пахнувших спиртом салфеток. – На, руки протри… уверенный пользователь торпедного вооружения. И ширинку застегни.
– Угу. Кстати, что ты там начала говорить, до того как мы…
– Ох… я же… В общем, они смещаются.
– Ничего не понял, – признался фон Хартманн. – Кто и куда смещается?
– Ну… – Харуми вновь начала краснеть, – месячные. У всего экипажа… Понимаешь, есть теория… только теория и вроде бы даже опровергнутая… что у женского коллектива, находящегося в одном помещении в течение длительного периода месячные ритмы начинают синхронизироваться.
– То есть вы все будете… в одно и то же время?!
Ярослав живо представил, как он будет раз в месяц рапортовать в штаб, что его подводная лодка небоеспособна по причине… причине… Закончить мысленное составление радиограммы, после которой Хана Глубины наверняка прозвали бы как-то иначе, помешал ревун боевой тревоги.
– Командира в центральный!
На бегу фон Хартманн попытался убедиться, что все пуговицы хотя бы на брюках застегнуты в правильном порядке. С кителем было хуже. Впрочем, на встрепанный вид командира никто внимания не обратил: по боевым постам разбегались и более экзотично – или эротично – выглядящие девчонки.
– Ну что у вас опять стряслось?
– Акустический контакт! – Хотя Рио-Рита говорила вполне нормальным тоном, в наступившей после ревуна тишине казалось, что акустик почти кричит. |