Про вчерашнее совещание, на котором не мог присутствовать. По ее словам, ты сказал, что в случившемся сквозит нечто двусмысленное. Как если бы человек пытался говорить разом на двух языках. Мол, во всем этом есть и расчет, и случайность. Опрометчивость и осторожность. Я правильно понял?
‑ Да, примерно так я и говорил.
‑ На мой взгляд, это самое разумное из всего, что говорилось в ходе расследования. Что, если взять за основу, что здесь наличествуют и расчет, и случайности?
Валландер покачал головой. Сказать ему было нечего. Лучше послушать дальше.
‑ И вот что мне пришло в голову. Может, мы слишком увлекаемся трактовками? Внезапно обнаруживаем, что убийство таксиста, вероятно, вообще не связано с этим делом. Не в смысле виновности Сони Хёкберг. Собственно говоря, главную роль начинаем играть мы. Полиция.
‑ То бишь что Соня может сообщить нам? Кто‑то здорово испугался?
‑ Не только. Что, если мы начнем просеивать события? И спросим себя: а вдруг они частью не имеют отношения к делу? Вдруг это нарочито оставленные ложные следы?
А ведь Нюберг впрямь развивает важную мысль, подумал Валландер:
‑ Что ты имеешь в виду?
‑ Прежде всего, разумеется, реле, найденное в морге.
‑ Ты хочешь сказать, что Фальк вообще не имел касательства к убийству Хёкберг?
‑ Не совсем так. Однако ж кто‑то внушает нам, что Фальк имел к этому куда большее касательство, чем на самом деле.
Валландер заинтересовался всерьез.
‑ Или труп, который внезапно вернули, ‑ продолжал Нюберг. ‑ Отрезав ему пальцы. Вероятно, мы зря ломаем себе голову, что это значит. Допустим, вовсе ничего. Где мы в таком случае находимся?
Валандер задумался:
‑ В трясине, где неизвестно, куда ногу поставить.
‑ Хорошее сравнение, ‑ одобрил Нюберг. ‑ Никогда не думал, что кто‑нибудь сможет превзойти Рюдберга в умении метко и образно обрисовать ту или иную ситуацию. Но дело не в этом. Мы, стало быть, увязли в трясине. А кой‑кому только этого и надо.
‑ То есть мы должны выбраться на твердую почву. Так, по‑твоему?
‑ Или вот калитка. На силовой подстанции. Она была взломана. И мы изо всех сил пытаемся дотумкать, почему ее взломали, а дверь трансформаторной отперли ключом.
Валландер понял. Нюберг вправду подошел к важным выводам. Комиссара захлестнула досада. Он давным‑давно должен был сам до этого додуматься.
‑ По‑твоему, тот, кто отпер трансформаторную, отпер и калитку. А потом взломал ее, чтобы сбить нас с толку?
‑ Вряд ли найдется более простое объяснение.
Валландер согласно кивнул:
‑ Здорово. Посрамил ты меня. Как только я раньше не увидел этой возможности!
‑ Вряд ли ты можешь думать обо всем, ‑ уклончиво отозвался Нюберг.
‑ Какие еще детали, на твой взгляд, можно отбросить? Которые нам подсунули, чтобы сбить с толку?
‑ Тут требуется осторожность, ‑ заметил Нюберг. ‑ Иначе можно отбросить важное и сохранить несущественное.
‑ Все может оказаться существенным.
‑ Пожалуй, самое важное я сказал. Кстати, я не утверждаю, что прав. Просто размышляю вслух.
‑ Как‑никак это идея, ‑ сказал Валландер. ‑ Новая вышка, на которую стоит взобраться, чтобы обозреть картину.
‑ Думая о нашей работе, я часто представляю нас как художников перед мольбертом, ‑ проговорил Нюберг. ‑ Мы делаем несколько штрихов, легонько макаем кисточку в краску и делаем шаг назад, чтобы иметь обзор. Потом снова подходим к мольберту, наносим следующий мазок. Наверно, самое‑то главное ‑ этот шаг назад. Ведь тогда мы вправду видим, что у нас перед глазами.
‑ Искусство видеть то, что видишь, ‑ сказал Валландер. ‑ Хорошо бы тебе рассказать об этом в Полицейской академии.
‑ По‑твоему, молодым полицейским хоть чуточку интересно, что имеет сказать старый усталый техник‑криминалист? ‑ презрительно бросил Нюберг. |