— Раздевайся. — Андрей овладел собой и приготовился хладнокровно выслушать ее и отбить все атаки.

Она сняла пальто, подала ему, как бывало, когда он еще любил ее. А любил ли? Так, во всяком случае, тогда ему казалось…

Любовь, любовь… Сколько о ней говорят, пишут, поют. А иные чудаки во имя нее отдают жизнь. Стоит ли она того, если доподлинно известно, что от любви до ненависти всего один шаг?.. Когда он встретил Антонину, казалось, лучше ее нет на свете. А теперь он знает, что кроется за красивым личиком, за дорогими нарядами, за милой улыбкой, за ласковыми словами. О люди, люди! Почему вы так неискренни, лицемерны, почему прячете в красивом белом теле свою черную, жестокую душу?

Он повесил пальто в шифоньер и сел за стол напротив, как в Министерстве иностранных дел на официальной встрече.

Она усмехнулась, но сдержалась и на этот раз. А в последний год их совместной жизни не терпела малейшего пренебрежительного отношения к себе.

— Ты болен? Вид у тебя неважный. — Нет, это было не сочувствие, а намек.

— Ничего, уже поправляюсь, — сделал он вид, что не понял.

— Что с тобой?

— Простудился. Ноги промочил, — скаламбурил он: может, отстанет, коль узнает, что он снова запил.

Но она разгадала его маневр.

— И на тебя не давят эти стены, казарменная обстановка?

Антонина Захаровна была и неплохой актрисой — такие сочувственные глаза, такое искреннее лицо!

— Я из крестьян и к роскоши не привык.

Антонина не обиделась и на иронию.

— Я тоже не из дворян.

— Как сказать, как сказать. — Ему стало весело, и он решил проверить, надолго ли хватит ее смиренности и благодушия. — По некоторым историческим источникам, фамилия Тучных принадлежит к старинному дворянскому роду.

Она поняла, что он дразнит ее, вызывает на ссору.

— Не надо. Я приехала не за тем, чтобы устанавливать мою родословную.

— Ты привезла мне согласие на развод? — перешел он в открытую атаку.

Ах как хороша была она во гневе! В глазах блеснули молнии, губы поползли вширь, превращаясь в нитку. Такое выражение больше соответствовало ее натуре.

— Что ж, — процедила она сквозь дрожащие от гнева губы, — раз ты так хочешь. Я сказала тебе еще тогда, в Яснограде, что дам развод, когда твоя курортная красотка наставит тебе рога. Мне не хотелось тебя расстраивать, ты вынудил — теперь я могу удовлетворить твою просьбу.

— Врешь! Ты привезла очередную сплетню или придумала сама.

— Вру?.. Я думала, ты знаешь, потому перестал требовать развод.

— Кто же мой соперник? — спросил он с усмешкой, а у самого внутри уже горело, тянулось, как по бикфордову шнуру, к сердцу.

Антонина злорадно прищурила глаза — попала в точку.

— У твоей пассии большие запросы: вначале Измайлов шубу за любовь не пожалел, теперь, говорят, сам Веденин.

— Лжешь! Измайлов шубу подарил? — И он рассмеялся. — Самая смешная сказка, которую я слышал.

— Смейся, смейся. А я сама вчера видела, как Юрий Григорьевич поздним вечером от нее выходил.

— Там подъезд большой. — Она уже породила подозрительность, и ему вспомнились слова Веденина, когда Андрей спросил, любил ли он когда-нибудь: «Было, Андрей, было»… Вита из тех женщин, в которую трудно не влюбиться.