Это его отрезвило, и он тихо проследовал в свою комнату.

На следующий день после полудня Шелли плыл один в низкой открытой гондоле, направляясь к дворцу, который занимал Байрон. Он чувствовал неловкость, так как не известил Байрона о своем приезде, к тому же ему было хорошо известно, что Байрон не выносит Клэр и однажды даже сказал, что если она когда-нибудь прибудет в Венецию, он соберет вещи и уедет. 

Шторм, бушевавший прошлым вечером, унесло прочь, оставив пронзительно синеющее небо позади украшенных колоннами и балконами, выложенных из зеленого и розового камня дворцов, что высокой стеной возвышались над широким водным путем, и Шелли щурился от солнечного света, тонкими иглами отражавшегося от позолоченной отделки и блестящих черных корпусов гондол, что словно тонкие кабриолеты выстроились в ряд перед фасадами византийских зданий. 

Множество узких суденышек было пришвартовано к полосатым столбам, которые возвышались из воды в нескольких ярдах от стен дворца, и Шелли несколько раз заметил деревянные головы ― mazzes ― что венчали столбы; один раз он даже был достаточно близко, чтобы заметить, как блеснула шляпка гвоздя в одном из грубо вырезанных лиц. Шелли доводилось слышать, что mazzes олицетворяли теперь сопротивление Австрийским правителям Италии. «Габсбургам все еще оказывается сопротивление», ― подумал он.

Гондола проплыла под богато украшенным крытым мостом, именуемым Риальто, и вскоре после этого гондольер начал править к арендуемому Байроном дворцу, приближающемуся по левую сторону.

Палаццо Мочениго был в действительности несколькими большими постройками, которые когда-то были объединены одним длинным, неоклассическим фасадом серого камня. Никого не было видно на балконах или в громадных тройных окнах дворца, пока гондола скользила по воде к нему навстречу, и, когда гондольер, налегая на весло, доставил их под тень огромного здания и умело остановил покачивающееся судно возле покрытых мутными лужами каменных ступеней, Шелли так никого и не увидел в полумраке, скрывающем арочные своды первого этажа.   

Он сошел на берег, расплатился с гондольером и постоял, устремляя свой взгляд над широким руслом канала, откуда он только что приплыл. Затем, одновременно, только что отчалившая гондола блеснула вдали отраженной золотой вспышкой, а в двери на причале позади него громко лязгнул отворяемый засов.

Дверь отворил английский слуга Байрона, Флетчер, который знал Шелли как частого гостя на вилле Диодати в Швейцарии; его хозяин, сказал он Шелли, только что проснулся и сейчас принимал ванну, но, безусловно, будет рад его увидеть, когда закончит. Он пошире отворил дверь, приглашая Шелли войти.  

Первый этаж дворца был сырым и необжитым. Здесь пахло морем и «ароматами» несущимися из множества внушительного размера клеток, составленных у дальней стены. Обойдя вокруг пары бесполезных в данном месте карет, вынырнувших из полумрака, Флетчер повел его к уходящей вверх мраморной лестнице, и в солнечных лучах, косо пробивающихся сверху, Шелли разглядел сидящих в клетках животных… обезьян, птиц и лис. Он подумал, что если бы захватил с собой Клэр, она бы тут же устроила спектакль с поиском Аллегры в этих клетках.   

Наверху, на втором этаже, Флетчер оставил его в просторной бильярдной и пошел доложить о нем Байрону. Не успел Шелли прислониться к бильярдному столу, как в комнату забрела маленькая девочка, появившись с той стороны, куда удалился Флетчер. 

Шелли сразу же узнал Аллегру, хотя она заметно подросла за прошедшие четыре месяца, и у нее начинали проявляться темные волосы Байрона и его пристальный взгляд ― и когда он взял несколько бильярдных шаров со стола и, улыбаясь, присел на корточки и катнул ей их один за другим по изношенному ковру, она улыбнулась в ответ, очевидно узнав своего старого товарища по играм.