Леди Мод осушила рукавом глаза и робко посмотрела на Одрис.

– Вы уверены в этом? – спросила она. – Я так боялась, но молчала, молчала даже на исповеди…

– Да, уверена, – ответила Одрис. – Отец Ансельм был святым человеком, и если он так сказал, стало быть, так оно и есть.

– И все же, – вздохнула леди Мод, – мы взяли на душу ужасный грех. Ведь мы даже после смерти старика – а он умер тремя годами позже – не пытались разыскать ребенка Кенорна. Мы знали: если родился мальчик, то он – законный наследник Хьюгов. И надеялись, что ребенок умер, более того, мы молили Бога, чтобы он действительно умер. Да, я ненавидела Лайонела, и он платил мне тем же… – леди снова замолчала, и глаза ее потускнели. – Может, я виновата и в этом тоже. Он был суровым человеком, но если бы я не дала тогда ему понять, что он вызывает во мне одно лишь отвращение, может… Нет, зло, гнездившееся в нас, не могло разрешиться ничем, кроме ненависти. Я… я молила Бога прибрать женщину и ребенка… поначалу… пока не поняла, какой это грех – желать смерти дитяти.

– Но с Хью, как видите, ничего дурного тогда не приключилось, – сказала Одрис. – Вы ничем ему не навредили. И вы ведь сами тогда были всего лишь ребенком.

Леди Мод, казалось, ее не слышала. Ее глаза смотрели куда то вдаль – пустые и абсолютно ничего не выражающие, она слегка покачивалась вперед и назад.

– Я была наказана за это, – прошептала она. – Как ужасно была я наказана! Умерли все мои дети, все до единого. Некоторые рождались мертвыми, некоторые жили несколько дней, некоторые умирали через год или два после рождения, словно для того, чтобы больнее истерзать и без того уже истерзанное сердце. Но я не должна сожалеть об этом, поскольку, выживи хоть один из них, я пожелала бы, чтобы Хьюг принадлежал ему – моему ребенку. Но никто не выжил. Мои дети мертвы. Все мертвы.

– О, Господи! – воскликнула Одрис, тоже обливаясь слезами, – Ох, нет, прошу вас. Не связывайте этого с Хью, не отягощайте зря его совесть. Он не может быть виновен в том…

– Хью виновен? – очнулась леди Мод. – Да нет же! Я виновна во всем! – она посмотрела на Одрис и, разглядев слезы, стекавшие у той по щекам, нагнулась. Потом робко коснулась мокрой щеки пальцем. – Вы плачете, потому что жалеете меня? Но ведь это вашему супругу я желала смерти.

– Но он жив! – воскликнула Одрис, шмыгая носом.

– Это точно, – сказал Хью, садясь вдруг рядом с женой. Одрис онемела от изумления, а леди Мод дернулась в сторону, пытаясь вскочить на ноги, но не успела – Хью поймал ее руку и удержал так деликатно, как только мог.

– Тетя Мод, – сказал он мягко, – прошу вас, останьтесь. Позвольте мне сказать вам кое о чем, а потом делайте, что захотите. Я хотел бы истолковать вам поведение моего отца. Если я, как говорят, похож на него, то он был далеко не писаным красавцем. Я прекрасно знаю об этом, и он, не сомневаюсь, знал тоже. Даже тогда, когда его полюбила Маргарет Ратссон, это, думаю, не слишком изменило его характер – ему, вероятно и в голову не приходило, что такая юная прелестная девушка, какой вы тогда были, может обратить на него благосклонное внимание и предпочесть его другим мужчинам. Нечто подобное было и у меня с одной из младших дочерей сэра Вальтера. Постарайтесь простить его. Я надеюсь, вы сможете это сделать.

Леди Мод горько плакала, но уже не пыталась убежать, Хью подвинулся ближе, все еще держа за руку. Одрис, поднявшись на ноги, подошла и присела рядом с рыдающей женщиной с другой стороны, обнимая ее за плечи.