Мгновение она пристально смотрела на него, затем медленно отрицательно покачала головой:

– Ты не можешь думать, что мой дядя, испугавшись тебя, навредит мне и отберет у меня Джернейв.

Он пожал плечами:

– Я надеюсь, что нет… хотя, боюсь, он доверяет мне не так, как тебе. Одрис, ты сама говорила, что я похож на сэра Оливера, и если он был во многом похож на своего брата, то выходит, что я похож на твоего отца…

– Я уверена, что это так, брат.

– Не называй меня братом! Неужели ты не видишь, что это угрожает тебе опасностью? Я не отберу у тебя Джернейв, однако другие могут отдать предпочтение мне, а не женщине.

– Хорошо, но что бы произошло, если бы ты правил в Джернейве? – с сомнением спросила Одрис. – Ты бы выгнал меня? Разве ты не разрешил бы мне жить спокойно, как сейчас, и не оставил бы мне ткацкий станок, сад и моих ястребов? Я не считаю себя несчастной, а если ты станешь моим компаньоном, я буду еще счастливее.

– Это неправильно! – воскликнул Бруно. – Ты должна выйти замуж. Твой муж будет единственным, кому надлежит взять Джернейв в свои руки, когда сэр Оливер совсем состарится. Почему у тебя нет мужа?

– Я не встретила никого, к кому бы питала благосклонность, – резко ответила Одрис, – а мой дядя слишком добрый, чтобы выдать меня замуж принудительно.

Бруно нахмурился. Эпитет «добрый» не совсем подходил для сэра Оливера. Это был жестокий человек, но в то же время честный и искренний. Он делал все, что, по его мнению, надо было делать, вне зависимости от того, нравилось ли ему самому делать это, и других заставлял поступать так же. Бруно усомнился в том, что выбор Одрис будет иметь какое либо значение, если сэр Оливер решит выдать ее замуж.

– Ты наследница по прямой линии, – сказал он, стараясь избегать любых замечаний, которые могли бы выглядеть как упрек сэру Оливеру или показывали бы, что он в чем то его подозревает, – и будет справедливо, когда продолжателем рода Фермейнов из Джернейва станет твой сын. Если ты выберешь сильного человека, который будет добр к тебе, то какой еще благосклонности ты хочешь дожидаться от судьбы?

Одрис опустила глаза.

– Я не знаю, но… Помнишь ли ты, Бруно, историю, рассказанную отцом Ансельмом об Иакове, как он семь лет добивался руки Рахили, а его заставили жениться на Лие, и, хотя Лия была женой, которую остается только пожелать, он так хотел Рахиль, что добивался ее еще семь лет.

– Милосердная Дева Мария, – простонал Бруно, скорчив гримасу, – отец Ансельм был святейшим человеком, но не слишком мудрым. Он набил твою голову совсем ненужной ерундой.

– А твою голову он этой ерундой не набил? – шаловливо спросила Одрис. – Кроме того, – продолжала она, смеясь над ним и не ожидая ответа, – если твои руки и ноги почувствовали сейчас облегчение, то только благодаря «ненужным» урокам отца Ансельма.

– Я никогда не говорил, что познания о целебных травах не нужны, – ответил Бруно со вздохом. – И не думай, что тебе удастся увести меня так легко от основной темы. Сейчас тебе пора выходить замуж.

– Вполне возможно, – Одрис замолчала, вставая на ноги и жестом приглашая Бруно сделать то же самое. – Но сейчас мне пора вернуться к тканью, а тебе уже давным давно следует быть в постели и спать крепким сном. Я сделала глупость, что завела с тобой беседу.

Не ожидая его ответа, Одрис окликнула служанку. Та, поспешно бросив какую то работу, которой была занята позади ткацкого станка, отодвинула занавес, скрывающий кровать, и заманчиво приоткрыла край одеяла. Бруно взглянул на Одрис, понимая, что не одержал верха в разговоре, однако чувствовал себя слишком уставшим и не мог более возражать.