— В конце концов, все великие художники под этим делом творили. Ван Гог там, Гоген. Правда, они всё больше на абсент налегали.
— Ага, жвахни! Мне еще всю нашу гоп-компанию по домам развозить. Вон, Гришка уже совсем никакой. Да и Наталья, похоже, порядком набралась.
— А ведь точно, — внимательно всмотрелся Шевченко в подругу по оружию. — Никогда Северову раньше такой не видел. Чегой-то она?
— Чего-чего! — пробурчал Афанасьев. — По Мешку сохнет. А он весь вечер вокруг Ольги ошивается. Вон, смотри, опять…
Бравурное, хотя и раздражающее пиликание Рыбака закончилось, эклектично сменившись интимной хрипотцой Леонарда Коэна, и народ мгновенно засуетился в поисках свободных партнерш. Продираясь сквозь танцующие парочки, Андрей медленно, но верно двигался в сторону откровенно скучающей за столом Наташи. Заметив Мешка, та уже воспряла было пьяным духом, но в последний момент замначальника заложил крутой галс и в который раз за сегодняшний вечер пришвартовался возле Прилепиной. Через несколько секунд они воссоединились аккурат на знаковой рефреновой коде «dance me to the end of love».
Северова проводила Ольгу ненавидящим взглядом, ухнула в стоящий рядом чужой пустой фужер лошадиную дозу водки и залпом опрокинула в себя. Этот ее гусарский жест не остался без внимания Тараса. Пробормотав вполголоса: «Она любит выпить! Этим надо воспользоваться!» — он перестал терзать Афанасьева своими искусствоведческими изысками и торопливо подсел к изрядно окосевшей Наталье.
— Пить в одиночку — верный путь к алкоголизму. А женский алкоголизм — штука опасная. Что-то вроде ракетного комплекса «Булава»: никогда не знаешь, на чью голову приземлится.
— Тарас, отвали, а?! — пыхнула перегаром Наташа. — Иди вон, с мужским алкоголизмом выпей. С Холиным. Пока он окончательно не вышел в астрал.
— Не, с Гришкой не хочу. С тем, кому нечего скрывать, пить неинтересно. — Шевченко отыскал свободную рюмку и плеснул себе: не символически, но и не перебарщивая. — Красивая пара, правда?
— Чего?
— Я говорю, Мешок с Виолой хорошо вместе смотрятся.
— А зачем ты мне это говоришь? — почти ненавидяще вперилась в него Северова.
— Просто так. Думал, тебе любопытно знать мое частное мнение.
— Мне по фигу твое частное мнение! Равно: как и на каком фоне хорошо смотрится замначальника отдела. Ясно?
— Ясно, — делано равнодушно пожал плечами Шевченко и выпил в одиночестве. — Натах, а хочешь, я щас выключу эту шарманку?
— Мне всё равно.
— Спокойствие, только спокойствие. Сейчас всё будет.
Тарас поднялся, чутка покачиваясь, прошествовал к магнитофону и, красноречиво взглянув на Наталью, втопил кнопку «Стоп». Танцующий народ, выражая лютое свое недовольство, загудел растревоженным ульем. Шевченко выждал паузу, изобразил подобие некоего, якобы призывающего к тишине, жеста и громогласно объявил:
— Граждане, минуточку внимания! Мне кажется, пришла пора прервать эти грязные танцы-обжиманцы и обратиться к великому. Веник, ты свою скрыпочку захватил? Мы ведь тебя предупреждали!
— Может, не стоит? А, братцы?! — смутился хмельной Веня и виновато посмотрел на сидящую по правую руку супругу, явно ища поддержки. Однако Анечка, напротив, зарделась от удовольствия. Ей было приятно, что коллеги столь высоко ценят таланты мужа.
— Стоит, еще как стоит! — с жаром затараторил Шевченко. — Давай, композитор, изобрази. Только Баха, Шульберта и прочую подобную тягомотину не надо. Сыграй лучше нашу… Ну же, Веня! — Тарас перешел на блатную интонацию Розенбаума: «Не ломайся, не рассказывай нам майсы, помнишь, Веня, как в Херсоне мы давали изумительный гастроль?»
Делать нечего. |