Живо! Едем!
— А что за движуха такая? — подскочил Вучетич.
— Офоршмачились мы, вот что! Айрапетян убит, Ильдар ранен!!!
Последовавшие на это сообщение реакции присутствующих в кабинете были следующими: Северова: «О, Господи!»; Шевченко: «Ни хрена себе, сходили за хлебушком. И ведь именно в мое дежурство!»; Крутов (решительно поднимаясь): «Андрей, я с вами!».
— Нет, у нас больше нет свободных мест, надо ещё замполича по дороге подхватить… Всё, мы уехали, подробности письмом. Жека, Тарас, новенькую, Ольгу, займите чем-нибудь.
Андрей и Виталий выскочили из кабинета.
— Ужас какой! — голос Наташи звучал потрясенно и больше чем, просто испуганно. — Ильдара ранили! А Гриша? Почему он ничего не сказал про Гришу?
В оперскую тихонечко возвратилась растерянная и потерянная Ольга. Оно и понятно: столь трагических событий в первый день своей службы на новом месте она, ну никак, не ожидала.
— Извините. Андрей Иванович сказал, что я поступаю в распоряжение ответственного дежурного по отдела.
Шевченко задумчиво посмотрел на продолжающую мигать красным статичную точку на карте города:
— Жека, — скомандовал он глухо, — давайте, прокатитесь-ка вы с Ольгой Николаевной к нашей чертовой бабушке. Все равно кроме вас за Клинским бежать некому…
…Просторная, поражающая высотой потолков приемная начальника криминальной милиции питерского ГУВД была обставлена с нарочито дорогой простотой. Прикидочно оценивая, счёт здесь шёл явно не на один десяток… спонсоров. На кожаном диване для посетителей, где при желании можно было рассадить целый взвод, этим вечером томились трое — Гриша Холин, Мешок и заместитель начальника «гоблинов» по личному составу Олег Семенович Кульчицкий. Выражения лиц у всех троих были напряженно застывшими. А в глазах Холина, помимо общего напряжения, читалось еще и отчаяние.
Рядом с дверью, ведущей в кабинет Самого, располагалось рабочее место секретарши Илоны. Миловидная девушка в лейтенантской форме со скоростью Анки-пулеметчицы стрекотала на клавиатуре, с искренним сочувствием бросая короткие взгляды на троицу потерпевших. В очередной раз поймав на себе такой вот взгляд, Григорий не выдержал:
— Барышня, а может вы еще раз наберете?
— В приемном покое сказали: через час. А пока прошло всего, — она сверилась с записью на перекидном календаре, — всего двадцать пять минут. Да вы не переживайте так: я с мамой переговорила, она у меня хирург…
— И что сказала мама? — перебивая, поинтересовался Мешок.
— Вот, у меня тут записано: «огнестрельное ранение нижней трети левого предплечья с дефектом ткани, многооскольчатыми переломами лучевой кости и частичным размозжением мышц».
— М-да…Звучит оптимистично.
— Да нет же, напротив, ничего страшного! — разулыбалась Илона. — Такие операции в ВМА влёт делаются. Вот если бы пуля прошла чуть ниже, тогда…
Чтобы такого страшного случилось тогда, секретарша пояснить не успела, поскольку в следующую секунду из начальственного кабинета вышел раскрасневшийся, мокрый, как после бани, полковник Жмых. Он плотно прикрыл за собой дверь и обвел тяжелым, усталым взглядом своих подчиненных. Три пары глаз смотрели на него не мигая и вопрошая одно и тоже: «Ну, как там?»
— Пошли… Элитное, блин, спецподразделение… Счастливо, Илоночка.
— Всего доброго, Павел Андреевич. Не волнуйтесь, все будет хорошо, — прощебетала секретарша и слегка панибратски подмигнула Мешку. |