— Вот и сделайте. И еще… А-а… Памятник на месте Пушкина кому ставят? Зачем поэта, а-а… ломаете?

— Пушкин — это наше все! Мы его не ломаем, мы переносим!

— А-а… А то мне пидоры жалуются… Говорят, ущемляете… Встречаться не под кем.

— Ни боже ж мой, — сказал Мэр, поправляя употевшую ермолку.

— А-а… Ну хорошо. А куда переносите?

— А там рядом.

— А на его место?

— А на его место Микитина. Нашего четырежды Нобелевского лауреата.

— Микитина? Это… а-а… хорошо. И вот хотел еще спросить. На съезде, помню, смотрю вниз… как гимн пели… И там такой, сразу видно, из ВОПРАГ товарищ… а-а… деловой такой… Вроде сектор шестой, ряд двадцатый-тридцатый, пошерстите там…

— Особые приметы? Безжопные штаны или еще что?

— Да нет. Тем и привлек. Мужичок такой… От сохи, хе-хе… Рыжеватый, коренастый… Такой бодрый и бравый… Вы его найдите, вам на московское управление сподручнее выходить, так что… а-а… До свидания.

— До свидания, — сказал Мэр, положил трубку и сокрушенно подумал, что вот же, блядь, везет людям. Ни с хуя — и в дамки.

Глава 8

«Как учёный скажу — у нас нет никаких условий для диктатуры.

И не только потому, что Путин за рынок и за частную собственность».

Сами-Знаете-Кто сидел в сортире, читал запрещенную книжку Буковски и много думал.

У Буковски не работал унитаз. И тогда Буковски — прямо так и написано — вылавливал плавающее там говно, складывал в коричневый бумажный мешочек, шел на улицу и выбрасывал его в укромном месте.

Сами-Знаете-Кому это не давало покоя. Он представил себя на месте Буковски и решил, что писатель вел себя в корне неверно. Зачем трудоемко вылавливать говно из унитаза, где оно плавает в воде, приобретая неудобную для вылавливания и транспортировки консистенцию, если можно насрать прямо в мешочек? Понятно, что это требует определенной ловкости… С другой стороны, если поднести мешочек прямо к анальному отверстию и плотно обжать по краям, то все говно попадет прямо туда. А Буковски, судя по всему, человек был небрезгливый, осуществил бы такую процедуру без труда, раз уж говно вылавливал…

Нет, подумал Сами-Знаете-Кто и покачал головой. Правильно мы его книжки сожгли. Буковски этот ничему не может научить.

С этими мыслями он вырвал страничку и тщательно принялся ее разминать.

Костер горел ярко и жарко, а стоявший возле него товарищ из «Идущих вперед» — а может, из «Идущих в зад», потому что он был в безжопных штанах и куртке с портретом Сами-Знаете-Кого — шевелил там длинной кочергой. Черные хлопья порхали, как мотыльки.

— Карашки, — сказал дурак Володя, взволнованно глядя на костер.

— Заебись, — согласился с ним Фрязин. — Мы в детстве картошку пекли.

Володя кивнул. То ли понял, то ли просто так.

— Гражданин…

Кто-то подергал Фрязина за полу. Мужчина в очках стоял, переминаясь с ноги на ногу, и держал в руке книгу, аккуратно обернутую в газетку.

— Что вам?

— А скажите, гражданин, можно книжку поменять?

— Что у вас там?

— Да вот, — мужчина в очках осторожно ободрал газетку и показал Фрязину красивую обложку. — Пелевин.

— Дайте-ка посмотрю, — «идущий в зад» взял у очкатого книжку и полистал. — Ну и кого наебать хотели?

— А что такое? — заинтересовался Фрязин.