Шаги снова прошаркали мимо. После отбоя подняли еще одного «молодого» – Зозулю. Алексея не вызывали, и он понял: садисты никуда не торопятся, с наслаждением обрабатывают каждую ночь по одному молодому солдату. Значит, до него снова очередь дойдет на десятую ночь. Если ничего особенного не случится. Если не объявят внезапные учения. Если в Восточной Сибири не случится мощное землетрясение или не грянет цунами.
Но ничего особенного не случалось. Каждый день полуголодный Годин строился, шел на строевые, политические занятия, а также и по боевой подготовке. Вместе с другими «духами» выходил на грязные работы: убирал территорию части, мыл казарму, чистил и смазывал разные части своего, а то и чужого танка. Набивал шишки, зарабатывал подзатыльники и ссадины. По прежнему хотелось есть и спать, но он все так же не мог сразу заснуть после отбоя. Дожидался, когда уведут «на знакомство» очередного «духа»: осталось шесть ночей, пять…
Думал о том, что делать. Пытался как то заговорить с товарищами по несчастью, чтобы объединиться, вместе дать отпор садистам, но никто его не поддержал, каждый, по видимому, решил выживать поодиночке. Может, кто то что то и придумал, но Алексею ничего хорошего в голову не приходило.
Через пару дней ему повезло. Прапорщик спросил «дедов»:
– Надо мне одного сообразительного для разборки старой архивной комнаты. Там все бумаги сгнили и с крысиным говном смешались. Начальство наконец разрешило помещение очистить.
«Деды» сделали задумчивые морды и, как бы поразмыслив, ткнули пальцами в Година:
– У нас как раз есть интеллигент. В институте учился, – заржали. – В самый раз бумажкой по дерьму шуршать.
Прапорщик завел Алексея в синее помещение за штабом, забитое доверху ворохами желтой бумагой так, что не видно конца края:
– Тут старые газеты и всякие сводки, документы, в общем. Отсюда все на вон ту площадку перетаскаешь и сожжешь. Вот лопата, тачка. Потом все здесь подметешь и вымоешь так, чтоб, как яйца у кота, блестело. Я здесь себе подсобное помещение устрою. Притащишь потом стол, ну, и кровать для важных дел. Покажу откуда… И быстро, быстро шуруй!
Годин взялся за ворохи бумаги. То тут, то там мелькал выцветший штамп «Для служебного пользования». Документы когда то были в аккуратных стопках, вырезки из газет – в подшивках и картонных папках. Теперь все расползалось, разваливалось в руках. Годин брал бумаги пластами и загружал в тачку, отмечая про себя даты: 1950 год, 1953, 1955, 1957…
Чем дальше, тем крепче была бумага. Буквы, слова на ней уже можно было разобрать почти без особого труда. Читать! Алексей полгода ничего, кроме устава и должностных инструкций, не видел перед глазами. Думал, мозг его просто засох и больше не требует никакой интеллектуальной работы. Ан нет! Глядя на неуставные фразы, ощутил адскую головную жажду. Даже забыл про животный голод. Хотелось читать, читать и читать!
Взгляд Година то и дело останавливался на блеклых строчках. Когда добрался до бумаг 1960 го, до года собственного рождения, Алексей не удержался, сбавил темп загрузки разгрузки, выхватывая взглядом отпечатанные на бумаге буквы. Все, что было до него, было «неинтересное до него». Наверное, каждый думает, что настоящая история человечества начинается только со дня его личного появления на свет.
Алексей читал и с восторгом чувствовал: в мозг потекла чудесная живительная «влага», без которой он непонятно как жил все последнее время:
«Жак Пикар и Дон Уолш на батискафе опустились на дно Марианской впадины, достигнув рекордной глубины 10 916 м…
Создана первая искусственная почка…
Принято постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР об организации в Москве Университета дружбы народов…
Первое испытание французской атомной бомбы в Сахаре. |