|
Хозяйка избы, старая колхозница Ольга Дмитриевна Горбачёва, неодобрительно ухмыльнулась. Она была сердита на повара, насмешли-во относившегося к деревенской стряпне. – Ну, скажи мне, Дмитриевна, как бы ты стала гото вить котлету де-воляй или, скажем, картошку-пай жарить, а? – спрашивал её повар. – Да провались ты! – отвечала она. – Станешь меня, старуху, учить картошку жарить. – Да не по-деревенскому, а вот как я в Пензе в ресторане до войны готовил. Вот прикажет тебе генерал-майор, как ты ему скажешь, а? Невестка Фрося и больной внучек внимательно слушали этот длившийся уже несколько дней спор. Старуху сердило, что она не умеет готовить блюд с глупыми названиями и что тощий верзила-повар ловчее её управляется в кухонных делах. «Тимка, одно слово – Тимка», – говорила она, зная, что повар не любил, даже когда его называли по фамилии, и улыбался лишь при обращении «Тимофей Маркович». Так величал его Лядов, когда хотел перекусить ещё до того, как генерал садился обедать. Самарин был доволен своим поваром и никогда не сердился на него. Но теперь, садясь обедать, он сказал: – Повар, сколько раз нужно повторять, чтобы самовар привезли из штаба? – Сегодня к вечеру АХО привезёт, товарищ генерал-майор. – А на второе опять баранину жарил? – спросил Самарин. – Два раза ведь говорил, чтобы рыбы нажарил. Речка-то рядом, время тоже как будто есть. Дмитриевна, усмехаясь, поглядела на смущённого повара и сказала: – Ему бы только над старухой смеяться, а если генерал просит честью, нешто он понимает? Одно слово – Тимка! – А он смеётся над вами? – спросил Самарин. – А нешто не смеётся, – ты, говорит, старая, можешь котлету де-воляй жарить? И пошёл… Тимка-то. Самарин улыбнулся. – Ничего, я над ним тоже посмеяться могу… Повар, – сказал Самарин, – как тесто для бисквита готовить? – Это я не могу, товарищ генерал-майор. – Так. А как пшеничное тесто всходит? На соде, на дрожжах? Объясни, пожалуйста. – Я по кондитерскому цеху не работал, товарищ генерал-майор. Все рассмеялись посрамлению повара. После обеда генерал пил чай и пригласил Ольгу Дмитриевну. Старуха неторопливо обтёр-ла руки фартуком и, смахнув с табуретки пыль, подсела к столу. Она пила чай из блюдечка, ути-рая морщинистый лоб, блестевший от пота. – Сахару, сахару возьмите, мамаша, – говорил Самарии и спросил: – Как внук, опять не спал ночью? – Нарывает всё нога. Беда с ним, – сам замучился и нас замучил. – Повар, ты угости ребёнка вареньем. – Есть, товарищ генерал-майор, угостить пацана вареньем. – А как там, в Ряховичах, бой идёт? – спросила старуха. – Идёт бой. – Народ что терпит! – старуха перекрестилась. – Народу там нет, – сказал генерал, – выехал весь народ. Стоят пустые хаты. И вещи народ вывез. Вот объясни мне, Ольга Дмитриевна, такую вещь: сколько я заходил в пустые хаты, – ве-щи все вывезены, а иконы колхозники оставляют. Уж такое старьё с собой берут, смотреть не хочется, стоит хата пустая, ничего нет – газеты со стен сдирают, а иконы оставляют. Во всех ха-тах так. Вот ты, я вижу, молишься, объясни, как же это так? Бога оставляют? Старуха рассмеялась и тихо, чтобы слышал один генерал, сказала: – Хто его знает, есть он или нет. Вот мы, старые, и молимся, – кивнешь ему десять раз, может, и приймет. Самарин усмехнулся. – Ох, Дмитриевна, – сказал он и погрозил пальцем котёнку, спустившемуся с печи на пол. В это время принесли радиошифровку Богарёва о подробностях разгрома колонны танков. Лядов знал хорошо характер генерала. |
