дело, и услышали, что теперь они поют вечерний религиозный гимн. Через минуту они

снова надели венки, и продолжалось прежнее представление, разве что пляска стала еще

более залихватской. Мне это показалось на редкость нелепым, а они держались, словно

так и надо»60.

Таитянское искусство - тот самый элемент туземной культуры, который прежде всего

занимал Гогена, - в старину в очень большой мере служило религии. Маленькие и с

художественной точки зрения довольно заурядные деревянные и каменные скульптуры

украшали храмы. И когда была искоренена древняя религия, исчезло и туземное

искусство. Единственным местом на острове, где хранилась неплохая коллекция

таитянских идолов, был маленький музей католической миссии в Папеэте. Но и это

собрание сильно уступало тому, что Гоген мог увидеть до своего отъезда в

этнографических музеях Европы.

Сходная судьба постигла замечательное прикладное искусство и ремесла, как только

таитяне стали приобретать фабричные товары. Ведь европейский инструмент и

европейская утварь, которую они могли выменять на судах и купить в вырастающих на

каждом шагу лавках, были несравненно прочнее и удобнее, чем каменные топоры,

бамбуковые ножи, костяные крючки и деревянные миски, которыми они довольствовались

до сих пор. Что до одежды, то во времена Гогена большинство островитян предпочитали

ходить в легких, прохладных набедренных повязках таитянского покроя. Правда, они

давно перешли на привозные ткани - цветастый ситец, у женщин чаще всего красный, у

мужчин синий. Воскресный наряд, естественно, был куда внушительнее и строже. Как и в

Папеэте, женщины надевали длинное платье, а мужчины - черный костюм, обычно

шерстяной. Основным видом домашнего ремесла, которым занимались в девяностых годах

таитяне, было плетение циновок и шляп, а также изготовление лубяной материи. В

отличие от, скажем, гавайских женщин и самоанок, таитянки редко украшали свою  тапу,

да и то лишь простыми натуралистическими узорами: окунув в красный растительный сок

листья папоротника и гибискуса, они руками прижимали их к материи. Но и это искусство

пришло в упадок, потому что жены миссионеров обучили таитянок шитью. Причем те

обратили свое новое умение не только на то, чтобы обшивать семью, но - тоже по примеру

жен миссионеров - принялись шить пестрые лоскутные покрывала!

В религии, в искусстве, в прикладном искусстве новая культура предлагала таитянам

товар, который внешне превосходил все старое, исконное. Итогом были быстрые и

основательные перемены. Иное дело с музыкой и танцем. Здесь миссионеры

ограничивались запретами, не предлагая взамен других развлечений. Поэтому запреты не

возымели действия, и таитяне продолжали весело распевать свои непристойные на взгляд

европейца песни и танцевать откровенно эротические танцы. Во всяком случае, когда не

было поблизости миссионеров или других европейцев. Только что цитированные

английские путешественники хорошо описывают типичный танец  упаупа: «Таитянский

танец очень напоминает большинство восточных танцев, главное в нем - «танец живота»,

какой можно увидеть в Египте и других странах Востока. Ноги двигаются очень мало. В

данном случае исполнители выстроились в два ряда человек по двадцати, девушки с одной

стороны, мужчины с другой, между рядами было около шести футов. Танцуют под

монотонные звуки туземного барабана или, когда танец короткий, под гармонь. Лучшая

плясунья и лучший плясун стояли во главе своих рядов лицом к нам (мы сидели на

помосте) и делали под музыку волнообразные движения руками и всем телом; каждое

движение повторялось остальными участниками.