|
Проникнуть в ателье можно было из трех домов. Даже через подъемную дверь имелся проход! Да, если поднять железную дверь чердака, а это было оттуда очень легко, – можно было через мою комнату попасть на лестницу нашего дома и использовать ее, как выход. Снова доносится веселый смех, пробуждая во мне неясное воспоминание об одной роскошной квартире и об одном аристократическом семействе, куда меня часто приглашали для незначительного ремонта разных ценных старинных вещей. Вдруг я слышу рядом пронзительный крик. Слушаю в испуге. Железная дверь быстро поднялась, и через мгновение в мою комнату влетела дама. С распущенными волосами, бледная, как стена, с наброшенною на голые плечи золотою брокатною материей. – Майстер Пернат, спрячьте меня… ради Бога!.. не спрашивайте, спрячьте меня. Не успел я ответить, как дверь снова поднялась и быстро захлопнулась. На одну секунду отвратительной маской оскалилось лицо старьевщика Аарона Вассертрума. Круглое светлое пятно снова передо мной, и в лунных лучах я узнаю снова край моей постели. Тяжелым, мягким покрывалом лежит еще на мне сон, и золотыми буквами в памяти моей блестит имя Пернат. Где вычитал я это имя? – Атанасиус Пернат? Кажется мне, кажется, где-то давно-давно обменял я свою шляпу, и тогда удивляло меня, что новая шляпа была как раз по мне, хотя у меня совсем особенная форма головы. Я заглянул в эту чужую шляпу тогда и – да, да, там на белой подкладке было написано золотыми бумажными буквами: АТАНАСИУС ПЕРНАТ. Я боялся, мне было жутко от этой шляпы – я не знал, почему. Забытый мною голос, с забытым вопросом, где камень, похожий на сало, летит в меня, как стрела. Быстро, рисую я себе острый, слащаво улыбающийся профиль рыжей Розины, и мне удается таким образом избежать стрелы, которая теряется тотчас в темноте. Да, лицо Розины. Оно еще сильнее, чем глухо звучащий голос, и теперь, когда я снова буду скрыт в моей комнате по Петушьей улице, я могу быть совершенно спокоен. III. «I» Если я не ошибся, что кто-то равномерным шагом подымается по лестнице, чтобы зайти ко мне, то он должен быть теперь приблизительно на последних ступенях. Теперь он огибает угол, где находится квартира архивариуса Шемайи Гиллеля и подходит к выступу площадки верхнего этажа, выложенной красным кирпичом. Теперь он идет ощупью вдоль стены и в эту минуту должен с трудом в темноте разбирать мое имя на дверной доске. Я встал посреди комнаты и смотрю на дверь. Дверь открылась, и он вошел. Он сделал несколько шагов по направлению ко мне, не сняв шляпы и не сказав мне ни слова привета. Так ведет он себя, когда он дома, почувствовал я, и я нашел вполне естественным, что он держит себя именно так, не иначе. Он полез в карман и вытащил оттуда книгу. Затем он долго перелистывал ее. Переплет книги был металлический, и углубления в форме розеток и печатей были заполнены красками и маленькими камешками. Наконец, он нашел то место, которое искал, и указал на него пальцем. Глава называлась «Ibbur» – «чреватость души», – расшифровал я. Большое, золотом и киноварью выведенное заглавие «I» занимало почти половину страницы, которую я невольно пробежал, и было у края несколько повреждено. Я должен был исправить это. Заглавная буква была не наклеена на переплет, как я это до сих пор видал в старинных книгах, а скорее было похоже на то, что она состоит из двух тонких золотых пластинок, спаянных посередине и захватывающих концами края пергамента. |
