Книги Проза Лесь Гомин Голгофа страница 17

Изменить размер шрифта - +

Тем и закончился этот знаменательный разговор, имевший последствия, которых не ждал не только ограниченный отец Амвросий, но и сам великий бессарабский авантюрист Иннокентий. Он тотчас ушел к себе и, созвав в келью единомышленников, огласил им постановление викарного. А когда все разошлись, он с двумя давними приятелями — Варлаамом и Гавриилом — заперся от чужих ушей.

— Вот что, иноки, — сказал он им, — старая кочерга приняла наш план. Нам теперь ничто не мешает, и нужно делать дело, но только гладко. А перед тем подумайте каждый, на что идете, чтобы потом не говорили, что я виноват.

— Думали уже, — ответил Гавриил. — Мы с Варлаамом все продумали за это время, пока ты ходил к викарному. Присоединимся… Выше перекладины не повесят!

— А если так, то вот вам приказ: вы, иноки, должны пойти или поехать к отцу Серафиму в Каменец и известить его обо всем. Пусть он даст разрешение на открытие мощей Феодосия Левицкого, потому что без него нельзя. Он очень влиятелен в Синоде… Может и навредить.

— Пойти не трудно, — усмехнулся Варлаам. — Но дело в том… за чем ходить. Понимаешь? За что? Нужно вначале договориться, что кому…

— Дураки же вы, не нашего бога дети! — прикрикнул на них Иннокентий. — Ведь не вы у меня, а я у вас в руках, в случае чего. Вы всегда можете на меня сослаться, а тогда вам клобук, а мне — Соловецкий!

— Хорошо, пиши письмо.

— А вы тем временем собирайтесь в дорогу, пешком ли, или поедете — это уж как вы посчитаете для своего сана более удобным, только поторопитесь.

Час спустя оба инока отправились с письмами в Каменец.

Иннокентий, вздохнув, вернулся в комнату. Постоял у окна, словно следил за странниками, потом повернулся и налил себе стакан вина.

В дверь постучали.

— Можно, — спрятав бутылку, сказал Иннокентий.

В комнату вошел монах невысокого роста, коренастый и вертлявый.

— Здравствуй, отче! — весело крикнул монах, сбрасывая рясу с плеч.

Перед ним стояла полногрудая русоволосая женщина. Свободная походка, непринужденное поведение говорили, что она здесь не впервые. Иннокентий восхищенно смотрел на нее.

— А красивая ты, Хима, ей-ей, красивая!

— И ты такой, Ивасик мой чернобровый. — Онаобняла его.

— Ну, посидим вместе, голубка. Уж три ночи и три дня не видел тебя, не обнимал твоего прекрасного тела, воспетого еще царем Давидом.

— Нельзя было, муж дома. А ты вроде подался. Все постишь?

— О-о, да! Тело постит — дух возвеличивается! Я готовлюсь открыть мощи святого и от этого умаялся.

— Какого святого?

— Отца Феодосия. Здесь, в Балте, на Никольском кладбище, давно когда-то похоронили попа Феодосия Левицкого. Вот его мы в святые и возводим.

— Это там, где мы с тобой впервые встретились?

— Там.

— Здорово же ты его почитаешь. Да и святой хорош: на его могиле инок бабу мнет, а он и не хмыкнет. Еще, наверное, и чудотворцем будет? — Хима захохотала. — Хорош святой!

— А ему разве не все равно? Он же знает, что без вашего брата на свете не проживешь, — шутил Иннокентий, раздевая ее.

— Да ты подожди, лакомка мой хороший, ты мне скажи, какую это вы штуку решили отколоть?

Хима была «своя», и Иннокентий не таился.

— Хорошо придумал, голубь мой, будет и мне работа.

— Как так?

— А так! Умен ты, а все ж дурак. Да разве ты не знаешь, что одна баба может языком за сто попов управиться?

— Дело говоришь, — радостно вскричал Иннокентий. — Верно! Ты можешь помочь нам, а там… А там мы с тобой развернем такое… такое…

Иннокентий подошел к ней, порывисто обнял, прижал к себе.

Быстрый переход