Впрочем, Синод следил и за его безопасностью. Иннокентию упорно не разрешали принимать кого-либо из апостолов.

Но и на расстоянии он почуял опасность. В июне 1916 года он в письме предупреждал брата Семеона, чтобы тот не принимал больше дезертиров из армии и по возможности выселил тех, которые там уже были.

«Опасные это люди, нестойкие, — писал он брату. — У нас будут неприятности с ними».

Но у Семеона была боевая натура. Он не обращал внимания на эти предупреждения. Дезертиров с поля брани, плативших за укрытие от «великой чести живот свой положити за веру, царя и отечество», становилось все больше.

* * *

1917 год. Год бурного взрыва гнева народного. Конец царизма. Предоктябрьская лихорадка затрясла матушку Россию. Она корчилась в конвульсиях классовых противоречий, ее распинали наследники самодержавия.

Гефсиманский сад воспринял эту новость с суровым сожалением. Не стало царизма и его верного слуги Станислава Эдуардовича, которого убили бирзульские рабочие. Некому защищать святую обитель. Неизвестность пугала. Буря ударила с бешеной силой и в основание «рая». Потрясла его… но не свалила. Великий пророк Иннокентий, освободившийся, как многостра-дальный мученик» за веру, подоспел вовремя.

19

Брат Семеон задумчиво ходил по келье. Вид у него был растерянный, в движениях чувствовалась нервозность. Казалось, на него набросили какую-то грубошерстную одежду, она колола его, а он пытался ходить так, чтобы она не касалась тела.

В «раю» происходило какое-то движение. Правда, это были лишь слабые, незначительные его проявления, только первые признаки непокорности, но уже нечто такое, что могло распространиться, вырасти… Он знал и причину. Некоторые паломники, ходившие в Муромский монастырь, все же возвратились в Липецкое, поселились вместе с новичками и дезертирами из армии. Очевидцы поражения Иннокентия, хотя и слабо верили в его святость, думали, что встреча Иннокентия в Каргополе и его арест — только дьявольское наваждение. И все-таки они видели, как Иннокентия повели в полицию и он не смог оказать сопротивления властям, подчинился слугам царя. Хоть и редко, но рассказывали об этом в кельях и тем вызывали сомнения в сердцах раян. Эти сомнения иногда высказывались вслух, а некоторые раяне ходили даже к отцам апостолам, спрашивали: может ли Иннокентий быть духом божьим, если не сумел оказать сопротивления какому-то десятку царских солдат и сейчас сидит в тюрьме по приказу императа? Отцы апостолы, как могли, доказывали непорочную святость Иннокентия, но сами видели, что верующих им не переубедить. Дух неповиновения распространился и среди дезертиров из армии. Чем дальше, тем они меньше подчинялись уставу пещерной жизни, чаще исчезали на несколько дней и возвращались или мертвецки пьяными, или приводили с собой проституток и развратничали, пели похабные песни. Встревоженные верующие собирались группами, обсуждали события, таинственно перешептывались.

Однажды в пещере № 967 случилось неожиданное.

Апостол Семен Бостанику оказался возле пещеры в то время, когда оттуда слышались неприличные песни. Под дверью стояла группа верующих и возмущенно упрекала святых отцов за то, что позволяют нечестивцам святотатствовать в святой обители. Семен понял, что обойти этот случай он не только не должен, но и не может. Сжав зубы, вошел в келью. Вокруг стола сидело шесть дезертиров. Перед ними — вино, колбаса, хлеб, брынза и другие припасы. Компания была уже пьяна. Тут же сидели полунагие женщины, простоволосые, пьяные. Одна из них, совершенно голая, лежала поперек кровати, и на груди у нее были четки с крестом.

Семен стал суровым, насупил брови.

— Вы что это, дети дьявола, затянули здесь языческие песни? Или забыли, что находитесь в обители духа святого Иннокентия? Сейчас же выгнать этих блудниц и прекратить пьянство! И обратите сердца ваши к господу.