— И потому им нужна помощь «Левиафана»?

— Едва ли. Просто лорд Черчилль не может позволить японцам выглядеть победителями без содействия со стороны Британии. Не годится азиатам поражать европейскую державу в одиночку, своими силами.

Алек притворно застонал:

— Какая неслыханная демонстрация гордого идиотизма! Вы хотите сказать, мы одолели весь этот путь лишь для того, чтобы помахать там флагом Британской империи?

— Я уверен, что изначально намерение было именно такое. Но с получением депеши царя наш курс изменился. — Фольгер задумчиво побарабанил пальцами по карте. — Ключ, должно быть, в том грузе, что мы приняли от русских. Дилан ничего вам о том не рассказывал?

— У меня еще не было возможности его расспросить. Он все еще разбирает тот поддон, полученный в привязке к балластной тревоге.

— К чему в привязке? — переспросил вильдграф, и Алек невольно улыбнулся. Ну вот, есть хотя бы что-то, в чем он смыслит чуть больше Фольгера.

— Как раз после поднятия груза зазвучала тревога — два коротких сигнала клаксона. Вы, вероятно, помните, как оно было в Альпах, когда нам пришлось скидывать за борт золото моего отца.

— Не хочу даже вспоминать.

— Значит, забыть не можете, — констатировал Алек. Фольгер их всех тогда чуть не приговорил тем, что припрятал на борту четверть тонны золота. — Балластная тревога означает, что на корабле перевес, а потому Дилан с доктором Барлоу все эти часы проводят в грузовом отсеке. Разбирают, должно быть, груз для выяснения, отчего он оказался тяжелее, чем ожидалось.

— Все это весьма логично, — согласился Фольгер, а затем покачал головой: — Но тем не менее я не вижу, как всего-навсего один грузовой поддон может сказаться на весе трехсотметрового корабля. Абсурд какой-то.

— Вовсе не абсурд. «Левиафан» по сути своей аэростат, так что вес у него досконально соразмерен с плотностью…

— Благодарю вас, ваше ясновельможное высочество. Однако, — Фольгер выставил перед собой руку, — вашу лекцию по аэронавтике предлагаю оставить на потом.

— А я думал, граф, — натянуто заметил Алек, — вам покажется интересным, как аэронавтика в этот самый момент не позволяет вам сверзиться с высоты вниз.

— Да, действительно. Так что лучше, наверное, оставить это за специалистами, да, принц?

На ум напрашивалось как минимум несколько резких ответов, но Алек попридержал язык. Почему, интересно, Фольгер в таком гнусном настроении? Помнится, когда пару недель назад «Левиафан» повернул на восток, он был очень даже доволен, что летит подальше от Британии, где его наверняка ждет заключение. Постепенно он обвыкся с жизнью на борту корабля, обменивался регулярно сведениями с доктором Барлоу и даже завязал приятельство с Диланом. Однако весь истекший день граф был явно не в своей тарелке: смотрел на всех косо, грубил. Да и Дилан что-то перестал носить ему поднос с завтраком. У них что, вышла какая-то размолвка?

Фольгер сложил карту и сердито пихнул ее в ящик стола:

— Выясните, что это за груз от русских, даже если вам придется выбивать это из того парня кулаками.

— Под «тем парнем», я так полагаю, вы имеете в виду моего доброго друга Дилана?

— Хороша доброта у этого вашего друга. Если бы не он, вы бы сейчас были на свободе.

— Это был мой выбор, — сказал Алек твердо. Быть может, Дилан и в самом деле настоял на его возвращении сюда на корабль, но винить тут все равно некого, да и бесполезно. Решение он, Алек, принял самостоятельно.