Изощренный в обмане государства Лукин изобрел куда более хитрый ход. Когда в очередной раз французский товарищ из “Юманите” наведался к нему в архив, Самсон Ильич, вопреки обыкновению, пригласил журналиста, ставшего уже настоящим другом, на небольшую прогулку. На этот раз предстояло отправить за границу десять икон, специально отобранных Лукиным. Иконы принадлежали старообрядческой церкви и когда-то составляли один ряд иконостаса. Произведение шестнадцатого века, даже если это мазня неумелого художника, ценно уже само по себе. А тут была редкая по изысканности работа мастера, хорошо знакомого с тонкостями византийской живописи.

– Рубли мне ни к чему, – прямо объявил Самсон Ильич французскому товарищу.

– Могу устроить счет за рубежом, – усмехнулся француз.

Лукин лишь крякнул:

– При этой власти мне за границу не выбраться.

– Да. Легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в царствие небесное, – припомнил евангельскую аксиому журналист.

– Меня не выпустят даже в Болгарию или в Польшу по туристической путевке. Так что ваше предложение заманчиво, но пользы от него мне никакой. Вы должны организовать для меня получение наследства.

Француз от удивления даже присвистнул. Подобная мысль в голову ему не приходила.

– У вас, Самсон Ильич, есть родственники за границей?

– Слава Богу, никогда не было, иначе мне долго пришлось бы объяснять следователю НКВД, на разведку какой страны я работаю, – усмехнулся знаток антиквариата. – Но вы мне должны организовать такого родственника, только, пожалуйста, не из бывших белогвардейцев или власовцев.

– Родственник-еврей вас устроит? – напрямую спросил журналист “Юманите”. Лукин помялся, но согласился.

– За неимением лучшего.

– Еврей – гарантия того, что к власовцам и к русской аристократии ваш новый родственник не будет иметь никакого отношения.

– Тоже логично.

– Это обойдется вам в двадцать процентов от суммы наследства, – предупредил французский товарищ.

Лукин засмеялся:

– В деньгах огромная сила, за них можно купить даже последнюю волю уже умершего человека. Хотя.., объясните мне, на кой черт ему на том свете деньги?

– Всегда найдутся жадные родственники. Как другу я вам скажу, каким образом будут поделены эти двадцать процентов: десять – родственникам и десять – нотариусу, который задним числом составит завещание.

– Вы про себя забыли! – воскликнул Лукин.

– На вас, Самсон Ильич, я заработал неплохо. Готов оказать и дружескую услугу.

Лукин и француз чисто по-русски, как купцы в допетровские времена, ударили друг друга по рукам. Они и прежде никогда не составляли письменных договоров, все обязательства оговаривались только устно, и не было еще случая, чтобы они подвели друг друга.

К седьмому ноября Лукин получил открытку с видом Эйфелевой башни, буквы латинские, но текст русский: “Pozdravlau vas s velikim sverscheniem v zyzni vsego tschelovetschestva” (“Поздравляю Вас с великим свершением в жизни всего человечества”).

Лукин понял, несмотря на немецкий акцент в написании, смысл поздравления, разобрал, что французский товарищ устроил все наилучшим образом. Вместо того чтобы бегать по инстанциям, Лукин засунул открытку под стекло на книжной полке и терпеливо ждал, пока его отыщет представитель инюрколлегии.

Самсон Ильич абсолютно честно долго морщил лоб, будучи не в силах представить, кем же ему приходится скончавшийся полгода тому назад в Париже девяностолетний еврей, пожелавший оставить никогда не виденному им Лукину пятьсот тысяч французских франков в виде наследства.