– Доброе утро, – произнесла в ответ старшая из женщин. Она не ожидала, что к ним обратятся. – Я передам ваши слова в деревне. – И шепотом обратилась к своей спутнице:

– Держись ближе ко мне и молчи.

Проходя мимо одной из кибиток, та, что постарше, положила на ступеньку горсть лесных орехов и немного слив. Если кто‑то и заметил это, то не подал вида. Женщины продолжили свой путь, а жизнь в таборе пошла своим чередом. Женщина помоложе, жившая в Халмагиу недавно, с интересом спросила:

– Зачем ты оставила им орехи и сливы? Я слышала, что цыгане ничего не дают даром, ничего не делают даром, но часто даром берут.

– Я хочу что‑нибудь сделать для этих обреченных людей, – ответила ей спутница. – Когда ты проживешь здесь столько же, сколько и я, ты поймешь, что я имела в виду. Во всяком случае они здесь не для того, чтобы воровать или причинять нам вред. – Она слегка передернула плечами. – А вообще, мне кажется, я знаю, зачем они здесь появились.

– В самом деле? – в голосе молодой послышался неподдельный интерес.

– Да. Когда Луна вступает в одну из своих фаз, они слышат зов гор и приносят им жертву. Так они просят милости у своей земли, молят о ее плодородии, умиротворяют... своих богов.

– Своих богов? Так, значит, они язычники?.. Каких богов?

– Природа – их бог, – коротко ответила старшая. – Не спрашивай больше меня об этом. Я – простая женщина и ничего не знаю. И тебе не надо об этом знать. Моя прабабушка помнила времена, когда появились цыгане... и ее бабушка тоже. Проходит 15 месяцев, иногда 18, и они возвращаются. Весна это, лето или зима – только зганы знают свой час. Они слышат зов, когда Луна светит прямо в лицо, когда высоко в горах воет одинокий волк – и возвращаются. А когда уходят, они всегда оставляют дары.

– Какие дары? – любопытство младшей возрастало.

– Не спрашивай, – качнула головой старшая. Но молодая знала, что услышит все до конца. Они молча шли и через некоторое время далеко отклонились в сторону от деревни.

– Мы далеко отошли от деревни?

– Молчи! – прервала ее старшая. – Смотри! Вскоре они достигли лесной вырубки у подножия мрачно возвышавшейся вулканической скалы, высотой около пятидесяти футов. За голой грядой снова шел лес, а затем остроконечные утесы переходили в заросшее пихтами плато, представлявшее первую гигантскую ступень к окутанному туманом зловещему и неприступному массиву Зарундули. Деревья у подножия возвышенности были вырублены, а на ее вершине из огромных тяжелых камней было сложено что‑то, напоминавшее башню.

У подножия этой каменной башни сидел молодой мужчина, почти юноша, – зган. В руке он держал нож, которым обтесывал зажатый между коленями кусок камня. Он был настолько поглощен своим занятием, что, казалось, ничего не видел и не слышал вокруг. Он смотрел прямо перед собой, так что обе женщины неизбежно должны были попасть в поле его зрения. Но если он и заметил их, то ничем не выказал этого. Несомненно, он видел один только камень в своих ладонях. Даже с большого расстояния было видно, что с юношей... творится что‑то неладное.

– Что он там делает? – прерывистым шепотом спросила молодая женщина.