Камерон остановил на ней взгляд.

— Что? — спросила Лили.

— Ничего. — Он наклонился к бабушке и неловко поцеловал ее в щеку. — Привет, ба. — Сунув руки в карманы джинсов, он снова посмотрел на Лили. — Я все равно не знаю, что говорить.

— Любое воспоминание.

Камерон снова наклонился над Дороти и что–то прошептал ей на ухо. Сначала Дороти не отреагировала на его слова, но потом ее лицо смягчилось, а глаза закрылись. Издав низкий звук, она открыла глаза. Лили могла поклясться, что пожилая леди смотрит прямо на своего внука, однако опасалась принять желаемое за действительное. Потом снова подумала, что, может быть, Камерону удалось установить с ней связь.

Чарли подошла и встала рядом с братом, забыв о ссоре в машине.

— Привет, бабуля, — сказала она с серьезным выражением лица. — Меня зовут Чарли, и раньше ты это знала. На мне свитер, который ты мне связала. Я очень о тебе скучаю, бабуля. Честное слово. — Она прикоснулась к руке Дороти, а потом подвела к ней Эшли. Малышка радостно фыркнула и дотронулась до кольца на пальце бабушки, улыбаясь ей.

Сейчас Лили искренне гордилась детьми. Они относились к бабушке с любовью и уважением, держались раскованно, хотя именно так редко держатся с тяжелобольными. Глядя на детей, Лили радовалась, что убедила всех приехать сюда.

— Мы принесли тебе новую фотографию, — сказала она. На стене напротив кровати висела доска. Кристел всегда развешивала на ней яркие, увеличенные фотографии, свои и детей, и часто меняла их, чтобы матери не надоедало смотреть одни и те же снимки. Новый снимок, сделанный месяц назад, запечатлел Кристел, получившую наградную табличку от клуба «Ротари». В отличие от большинства фотографий, на которых люди выглядели так, словно выполняли указания фотографа: скажите «сы–ы–ыр», эта была по–настоящему удачной. Великолепно одетая Кристел держала сумочку, расшитую ониксом, и улыбалась своей фирменной белозубой улыбкой, гордой и признательной.

Меняя старую фотографию Кристел на новую, Лили почувствовала на себе взгляд Шона. Потом поняла, что на нее смотрит не только он. Глаза Дороти тоже были устремлены на новое фото.

— Хорошая девочка, — произнесла она хриплым голосом. — Хорошая… дочь.

Судя по словам ее врачей и по тому, что прочла Лили в медицинских брошюрах, такое ясное сознание было уникальным.

— Очень хорошая, правда? — сказала Лили, улыбаясь сквозь слезы. — Самая лучшая. Она любила жизнь и людей, окружавших ее.

Теперь Дороти смотрела не на фотографию Кристел, а на Лили. Подойдя к кровати, она погладила Дороти по голове.

— Ее муж умер? — тихо спросил Шон, разглядывая снимки на доске.

— Да, когда мне было одиннадцать, — сказал Камерон, указывая на фото красивого седовласого мужчины, державшего в руках приз одного из турниров по гольфу. — Дедушка Фрэнк.

— Хороший игрок?

— Отличный. Гандикап двенадцать.

— А у тебя сейчас сколько? — спросил Шон.

— Около трех, — ответила Чарли за брата. — Я слежу.

— Неплохо, — сказал Шон.

Камерон смущенно ковырял пол носком ботинка, с которого сыпались кусочки засохшей грязи. Они провели в палате еще минут пять, пока Дороти не задремала.

Грустная Чарли стояла перед доской с фотографиями; ее узенькие плечи поникли. Камерон взглянул на нее и нахмурился.

— Ну же, не раскисай.

— Я не могу.

— Нет, можешь. Просто перестань.

— Как? — Чарли обернулась к брату.