)] или в предместий Saint-Germain[4 - Сен-Жермен (фр.)] случалось нам слышать слова substance, absolu, abstrait, concret[5 - субстанция, абсолютный, абстрактный, конкретный (фр.)], и есть ли во французском словаре Академии слова: indifferentisme и obscurantisme[6 - индифферентизм, обскурантизм (фр.)]? Ответ: рецензент «Отечественных записок» не был во Франции, и ему мало нужды до того, какие употребляют или не употребляют слова салоны au Marais, a la Chaussee d'Antin и в предместий Saint-Germain. Прошло уже то время, когда свет образования был монополиею этих трех пунктов Парижа; он теперь во всем Париже, везде, где сходятся образованные люди. Слово substance имеет не одно философское значение, но и житейское: оно означает и припасы (съестные), и материю, и сущность; absolu – самое употребительное слово, особенно в приложении к словам: gouver-nement, puissance, monarchic[7 - правительство, держава, монархия (фр.)]: может ли быть оно неупотребительным в простом разговоре там, где все помешаны на политике? Слово individu[8 - индивидуум, личность, человек (фр.)] самое простое: его встретите и в романе, и в комедии, и в водевиле. Есть ли слова: indifferentisme и obscurantisme в словаре Французской академии издания 1835 года, не можем сказать, за неимением под рукою этого словаря; но, в утешение рецензента «Москвитянина», скажем, что они есть не только в «Dictionnaire general et grammatical des dictionnaires francais»[9 - «Всеобщий и грамматический словарь французских словарей» (фр.)] Наполеона Ланде, изданном в 1843-м году[2 - «Indifferentisme, subst. et adj. des deux genres, partisan de Vindij-ferentisme» (tome II, стр. 66). – «Obscurantisme, subst. mas., secte, systeme des obscurants» (ibid., стр. 278)[«Индифферентизм, существ, и прилаг. обоих родов, сторонник индифферентизма» (том II, стр. 66). – «Обскурантизм, существ, м. рода, секта, учение обскурантов» (там же, стр. 278) (фр.)].], но даже в «Словаре» Татищева, изданном в 1839–1841 годах. Впрочем, до словарей нам дела нет: с нас довольно и того, что эти слова встречаются даже в романах и повестях лучших французских писателей, которые не следуют примеру немцев, пишущих книжным или темным языком.
Теперь мы дошли до такой мысли «Москвитянина», которая, по самой оригинальности своей, весьма замечательна. Рецензент «Отечественных записок» назвал слова: фабрика, губерния, маляр, кучер, мастер, мастерство, подмастерье, смастерить – иностранными, вошедшими в состав русского языка. Рецензент «Москвитянина», прибавив к ним, как он говорит, и старших их братьев азиятского происхождения: ясак, ерлык, аргамак, халат, изъявляет свое согласие признать все эти слова не русскими, а иностранными, но не просто, а на том условии, чтоб рецензент «Отечественных записок» доказал ему, что «те, чьи предки выехали в XIV столетии от немец и из Золотой орды к Димитрию Иоанновичу Донскому, и доселе не русские, а иностранцы, хотя 500 лет исповедают (исповедывают?) православную веру, говорят русским языком, служат и пользуются всеми правами гражданства». Рецензент «Отечественных записок» решительно отказывается доказывать такую странность; а что касается до помянутых слов, он также признает их не русскими, а иностранными, как русских людей иностранного и притом древнего происхождения признает совершенно русскими, а не иностранцами, – и основывается на том, что национальность человека способна к перерождению физическому и нравственному и что слова не исповедывают никакой веры, не женятся и не родят.
Особенное негодование возбудило в «Москвитянине» мнение «Отечественных записок» о непереводимости на русский язык французского слова charite, которого значение не вполне передается русским словом «милосердие». |