— Ты предлагаешь мне… Найти убийц по голосам?

— Ну, — смешался Зайцев, — найдешь, не найдешь… Может, слово какое дельное скажешь…

— Так… По своей линии вы все отработали?

— И не один раз. Я знаю ее биографию лучше, чем знала она сама. Я видел ее друзей, о которых она забыла давным-давно, знаю, с кем она спала, кто хотел спать с ней, почему она не вышла замуж, почему развелась, когда вышла… Я не знаю лишь фамилий последних гостей, Саши и Вовы.

— Она вела бурную жизнь?

— Нет, — Зайцев покачал головой. — Я бы не сказал. Если она и была слегка подпорчена, то это выражалось только в желании больше заработать.

— Здесь мы все слегка подпорчены.

— Ее даже можно назвать скромной девушкой. Просто работа позволяла находить покупателей на аппаратуру. Если говорить о слабостях… Любила шампанское, часто ходила в кино, иногда в театр, реже на концерты… Видимо, хотелось выглядеть человеком образованным, быть на одной ноге со своими довольно спесивыми заказчицами. Знаешь, как бывает… Сходит тетенька в театр или на выставку и уже с соседками разговаривать не может — гордость распирает.

— Ее похоронили?

— Да. Смерть наступила от удушения, хотя был и удар по голове.

Ксенофонтов снова взял пачку фотографий, просмотрел их, задержавшись на одной, где девушка была изображена веселой, улыбающейся, вся залитая солнечным светом…

— Как ее звали?

— Таня. Татьяна Лесницкая.

— Богатая была?

— Знаешь, нет. Даже удивительно. При ее работе, увлечениях, внешних данных…

— Разберемся, — сказал Ксенофонтов, поднимаясь.

— Машина тебя ждет.

— Меня? Машина?!

— Начальство распорядилось, — смутился Зайцев. — Видишь ли… Есть еще несколько случаев — очень похожих на этот. Не исключено, что работают все те же Саша и Вова. Они знакомятся с девушкой, иногда вступают с ней в контакт, весьма близкий, случается, с насилием, бывает, и добровольно… Потом убивают, грабят и уходят.

Дома Ксенофонтов, не торопясь, разделся и забрался под душ. Тонкие, звенящие струи воды он делал все холоднее, стараясь смыть с себя дневную усталость, редакционную суету, летний зной. Потом, завернувшись в полотенце, прошел в комнату. Магнитофончик, который он иногда брал в командировки, стоял запыленный в книжном шкафу. Ксенофонтов вынул его, подул во все щели, пытаясь привести в рабочее состояние. Поставив магнитофон на журнальный столик, вложил в нее кассету и нажал кнопку. А сам бухнулся в кресло, вытянув перед собой босые ноги.

Послышался шелест, невнятные голоса. Видимо люди находились в коридоре, а запись шла из комнаты. Иногда голоса становились ближе, опять удалялись. Связного разговора Ксенофонтов не услышал, узнавались лишь отдельные слова, иногда звучал смех. Закончилась пленка страшным предсмертным криком. Он постепенно затихал, превращаясь в стоны, хрип. Раздался грохот, звук упавшего тела и неожиданно четко произнесенное слово «готова».

Перемотав пленку в обратную сторону, Ксенофонтов включил ее снова.

«Вы должны согласиться, Танечка, что наш визит для вас… Вова! Вова, идите же сюда! Саша, скажите ему… У меня, Таня, складывается такое впечатление, что… А не кажется ли вам, Танюша, что наш общий друг слегка захмелел и… Как бы там ни было, но мое состояние… Полней, полней стаканы налей… Так выпьем же за день и час, когда увидели мы вас… Вы сегодня просто очаровательны… Таня, он не лукавит, вы действительно выглядите прекрасно…»

На этом месте запись становилась невнятной.