-  А жена ваша как?

    -  Тоже сухая! Она вообще в другой комнате спит! И у нее тоже все там странное! То духи по комнате летают, то помадой на зеркале кто-то писать начнет. Вчера вот Маяковского написал: «Послушайте! Ведь если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно?» А потом еще снизу приписано: «Колбаса воронежская: 0,5 кг - 18 руб., пучок редиски: 3 руб. банка майонеза: 18 руб., огурцы: 1 кг - 3 руб. Целую. Твоя Оля!» Вот оно как!

    -  Скоты они все, однозначно! - выдавил пьяный мужик и вытек вместе со всеми на остановке.

    Мы с Севой и старичком поехали дальше, на конечную остановку, после которой трамвай уходил на круг.

    -  И как отрубили? Ровно? - после некоторого молчания поинтересовался дедушка. Я снова вздрогнул. Видимо, теперь это моя судьба - вздрагивать.

    -  Я не видел, - честно признался Сева.

    -  А что это ваш друг все время молчит?

    -  У него шок! Он же сам как раз и рубил!

    -  Не рубил, - не выдержал я, - только пытался! Это Мусорщик все сделал!

    Тут, похоже, до старичка дошло, что дело нечисто. Пробормотав какие-то несущественные извинения, он прошел на переднюю площадку, да там и застыл перед дверцами, не решаясь повернуть голову в нашу сторону. Я набросился на Севу:

    -  Ты в своем уме? А если он сейчас в милицию сообщит? Видел, мол, двоих в трамвае.

    Все об отрубленных головах рассказывали! Нас же вмиг!..

    Сева сжался в неприметный комочек, втянул голову в плечи и прошептал:

    -  Я и сам не знаю, что произошло. Наверное, это от чрезмерной эм-моциональности!

    -  У меня тоже, между прочим, чрезмерная эмоциональность! Аж через край хлещет! Но я же не болтаю на каждом углу, что у меня в ванне голова лежит! Вот врезать бы тебе, чтоб до конца жизни только шепотом и разговаривал!

    -  Меня нельзя бить! У меня почки больные.

    Это было для меня сюрпризом.

    -  Что, кровью писаешь?

    -  Не в этом дело. Сплю когда, то ноги на стопку книг кладу или на спинку кровати, чтобы левая почка на место вставала. Она у меня в том месяце вылетела, а теперь вот надо, чтобы встала.

    -  Вот заливун! А пьешь тогда зачем, как боров?

    -  Это делу не мешает! - с ноткой гордости в голосе сказал Сева.

    -  Мешает, мешает. Проживешь еще лет тридцать, узнаешь, как мешает! - Я похлопал Севу по плечу. - Ладно, потопали.

    Трамвай остановился, и мы снова сошли в слякоть тающего снега.

    Дом, в котором жил Сева, находился совсем недалеко от остановки, за детским садом, и мы не торопясь пошли по тротуару, обсуждая, чего бы мне взять у Севы почитать. Сева с присущим ему маньячным энтузиазмом расхваливал какого-то неизвестного мне автора. Я же новых, а уж тем более современных писателей-фантастов особо не жаловал и просил перечислить книги из классики. Севе, кроме «Старика и моря» Хемингуэя, ничего в голову не приходило, и он снова возвращался к обсуждению очередного творения неких Скаландисов, Лазарчуков, Бобровых, Свистоплясовых и прочих и прочих… Тут я вспомнил, что забыл Севиного «Малыша» у Мусора в туалете. Сева погоревал немного, но после моего клятвенного обещания купить ему новую книгу из той же серии посветлел.

    Мы подошли к подъезду, зашли и стали подниматься наверх.