И тут я понял, отчего граф Яркула просил меня ни в коем случае не подпускать террористов к шкафу. Дверцы его распахнулись, и все узрели спящего на кучке моей немногочисленной одежды Нефилософа. Он улыбался во сне и кончиком пальца почесывал нос. Книга служила ему и подушкой и матрацем одновременно. Не помещавшиеся ноги он поджал к подбородку.

    -  Как видите, Дидро спит, - сказал Сысоич, - Не будем его будить, это чревато. Лучше перейдем непосредственно к делу. Вернее, к допросу. Итак, как вы узнали про тело?

    Гольбах стоически сжал губы и замотал головой.

    -  Яркула, давно ли ты пил настоящую, свежую, недистиллированную кровь? - Сысоич подвигал бровями, которые так и норовили сползти на глаза.

    -  Чью? - оживился граф.

    -  Его.

    Треб отчаянно замычал, а когда Ирдик сочувственно похлопал его по плечу, закатил глаза и стал медленно заваливаться набок.

    -  Чур, мне его мышцы и кожа! - воскликнул джинн, оскалив клыки, - Обожаю обсасывать косточки!

    Гольбах покрылся крупными каплями пота. На его голове за сегодняшний день наверняка появился не один седой волос. Подлила масла в огонь старушка Капица, слащавым голосом известившая окружающих, какая именно часть тела Треба нужна ей и что она с этой частью впоследствии будет делать. Желание старушки было принято бурей аплодисментов и громкими выкриками графа Яркулы: «Браво!» и «Такого изощренного способа пытки не смог бы выдумать даже я!» Мы с Севой вообще на мгновение потеряли дар речи, а старушка, как ни в чем не бывало, скромно гладила Сысоича и не сводила глаз с моего тощего друга. Сева краснел и бледнел.

    Когда овации стихли, Гольбах треснувшим голосом произнес:

    -  И все равно я ничего не скажу! А выживу- под трибунал отдам!

    -  Ирдик, вырви ему ноготь на мизинце. - Сысоич театрально вздохнул и понурил взгляд.

    Гольбах что-то невнятно пискнул, зажмурил глаза и попытался задрать ноги на подоконник.

    -  На каком мизинце? На правом или на левом? - Джинн закатил рукава и сотворил из воздуха щипцы. Это были старые щипцы, тех времен, когда щипцы делали с умом и на долгие года. Они почти не проржавели и натужно скрипели, когда Ирдик несколько раз ими щелкнул.

    -  Ржавчина! - сообщил Ирдик радостно. - Эх, заразу занесу какую!

    Гольбах стоически сжал кулаки.

    -  Марципанов уведите, - сказал Сысоич, - это зрелище не для них.

    Севу не надо было просить дважды. Пулей он вылетел вон из зала и скрылся в коридоре. Я последовал за ним, а выходя, услышал, как Ирдик спрашивает:

    -  Может, начнем с вырывания ноздри?

    А затем в дверь осторожно постучали. Тихо так, почти не слышно, пальцами. Следом грянул звонок. В зале что-то с шумом упало, звонко щелкнула задвижка туалета.

    Я подошел к двери, сетуя на то, что поленился проделать в двери глазок (то средств не хватало, то просто времени, сами понимаете), и спросил:

    -  Кто там?

    -  Милиция, - сказали из-за двери и опрометчиво добавили: - Мы настоящие, открывайте.

    Безусловно, это были клубни, больше некому.

    -  Слышу, что не резиновые. Что хотите?

    -  Разыскивается… мн-ээ… опасный преступник. У нас есть основания полагать, что он находится в вашей квартире.

    -  А ко мне уже приходили.