|
Потом один отступил насколько мог, а другой провел рукой по лбу. Они уже не смотрели друг на друга, каждый чувствовал: "Я желал ему смерти". Терра встряхнулся первый, он мрачно захохотал: - Будь мы более примитивными натурами, бог весть чем бы это сейчас кончилось. Мангольф сказал с затаенной улыбкой: - Тогда спор был бы не об идеях, а о деньгах. - Как у наших прадедов. - Значит, и ты слыхал об этом, - сказал Мангольф сдержанно. Он сел за рояль. Терра все еще стоял неподвижно, потрясенный. Когда он вернулся на прежнее место, перед ним неожиданно всплыл образ женщины с той стороны - женщины, с которой он этой же ночью собирался начать жизнь. Сердце у него забилось сильнее, он услышал как бы страстный ритм самой жизни и понял, что друг играет "Тристана" <См. прим.>. - Мне пора, - сказал Терра уже на пороге. Мангольф, против ожидания, прервал игру и обернулся. Юношеское лицо его было затуманено гнетущей скорбью. - Клаус! Ты идешь к своей возлюбленной? - Последуй моему примеру, Вольф, - и будь счастлив! Взгляд Мангольфа дрогнул; ему было не по себе от чувства внутреннего торжества. - Значит, ты собираешься бежать, Клаус? Ты, чего доброго, собираешься жениться на ней? - Удивляйся сколько хочешь! - Итак, вот тот случай, когда и ты приносишь в жертву разум, Клаус. - С восторгом! - Ради женщины? Ради лживого существа, расслабляющего нас? - спросил Мангольф со сладострастным торжеством. Никогда еще не любил он так сестру друга, как в этот миг. Очевидно, между их взаимной ненавистью и его любовью к сестре друга была роковая зависимость. Нехорошее чувство - сколько болезненного удовлетворения давало оно Мангольфу! Терра стиснул пальцы и сказал вполголоса, твердо, на одной ноте: - Я хочу для нее жить и умереть, трудиться и, если нужно, воровать. Для нее я мог бы стать карьеристом и шулером, но тогда она разлюбила бы меня. А ее любовь всегда будет для меня единственным знаком, что я не потерпел крушения, что я победил. Мангольф слушал этот бред, эти прорицания. Сам он сегодня говорил те же слова для успокоения женщины. Другу же они нужны были для самоуспокоения. Мангольф сказал серьезно: - Я мог бы презирать тебя. Но я предпочитаю преклоняться перед тобой. - Ибо ты мне друг, - ответил Терра и, прежде чем уйти, крепко пожал руку Мангольфа. Он пошел домой; все, по-видимому, уже спали; забрав самое необходимое, спустился в сад. Он не оглянулся: родительский дом должен быть вычеркнут из памяти. Через калитку он выскользнул на поляну, оттуда на берег реки, сел в лодку и начал грести. Он рассчитывал проплыть часа два в беззвездной темноте, с непокрытой головой, обвеваемой ветром с моря. Вместо этого он едва не въехал около устья реки в целый караван барж. Голос, окликнувший его, был как будто знаком. Потом засветился фонарь. - Шлютер? - Молодой хозяин! Может быть, мне повернуть назад? - Куда это вы едете? - А вы? - недоверчиво спросил Шлютер. - Я сейчас взберусь к вам. - Очутившись наверху: - Отец отсылает вас? Из-за консула Эрмелина? Выкладывайте все! - Он оглядел баржи: - Зерно? - Из-за зерна я и еду, - подтвердил Шлютер. |
