|
Мангольф знал, что отчужденный взгляд друга уже скользнул по нему, что тот больше не обернется и потому можно беспрепятственно созерцать его. Но во время созерцания лицо у него самого сделалось униженным, а когда он спохватился, было поздно: Куршмид стоял рядом и кивал головой, словно ему все понятно. Тогда Мангольф решительно отстранил его и пошел своим путем. Кто смеет становиться между ним и Терра? До конца дня, куда бы он ни попадал, он повсюду лихорадочно искал бывшего друга, словно для поединка. Он не хотел наводить справки. От него самого, из собственных его уст хотел он узнать, по какой наклонной плоскости катится друг, к чему ведет жизнь без цели и честолюбия. Терра видел его; он не отступник, чтобы длительно избегать встречи. Вечером в кабачке дверь распахнулась - Терра стоял на пороге. Мангольф как раз сострил. Окрыленный успехом, он приветствовал друга, как желанного гостя, хотя и свысока. "Слава богу, - подумал он, - хоть оделся прилично". Терра держал себя с достоинством и некоторой даже строгостью, пока Мангольф представлял ему общество - графа Ланна, богача Пильца, обоих художников и Куршмида. Церемонно, с выразительной мимикой осведомился он у графа Ланна о самочувствии его отца. Знаком ли он с ним? "По его деяниям, - сказал он звучно и в нос, затем повернулся к богачу Пильцу, о миллионах которого тоже слышал. - Мыло вашего папаши дорожает. Что бы это значило?" - заметил он и тотчас обратил внимание обоих художников на то, что за соседним столом явно интересуются их прославленными физиономиями. - Все в порядке, - сказал он, поднимая брови. На актера Куршмида, который упорно разглядывал его, он не обратил внимания. - Теперь поговорим о нас с тобой, - объявил он и чокнулся с Мангольфом. Пил он обстоятельно, с причмокиванием и в особо мужественной позе. Где он научился так лебезить? Неужели он не понимает, что это смешно? Мангольф с тревогой заметил, что оба художника уже рисуют на него карикатуры: рыжеватая раздвоенная бородка, которую он отрастил, сверкающие черные глаза, волевая складка в углах губ, - а в целом все же только лицо полукарлика, который силится казаться выше. Совершив возлияние, Терра еще раз поднял стакан, приветствуя друга, потом бережно отставил его и спросил, неожиданно проявляя радость свидания: - Как же ты развлекался все эти годы, милый Вольф? - Если считать это выражение подходящим, то, по-видимому, у тебя найдется больше, о чем порассказать, - ответил Мангольф. - Я не развлекался, - сказал Терра и на весь зал добавил: - Я компрометировал себя. - Ты возвел это в профессию? - Что же еще на этом свете делать молодому лоботрясу, если только он родился не слабоумным, как не компрометировать себя? - И обращаясь к Куршмиду: - Мы видимся не впервые, милостивый государь. - Весьма возможно. - Куршмид обменялся с Мангольфом озабоченным взглядом. Терра перехватил этот взгляд, после чего, радуясь предстоящему развлечению, обратился к богачу Пильцу: - И с вами мы знакомы. Молодая девица, которую вы в закоулке, позади ярмарочных балаганов, заверяли в своем преклонении, вполне заслуживает его, клянусь честью. Кожа у нее такая ослепительная, что змея, которой эта девица себя обвивает по долгу службы, не может соперничать с ней в блеске. Надеюсь, грязные ногти у женщины вам не мешают? Богач деловито подтвердил, что не мешают. Граф Ланна спросил небрежно: - Вы подвизаетесь в варьете, господин..? - Терра. - И запинаясь: - Вы льстите мне, господин граф. Правда, я испробовал немало профессий... Даже художники перестали подсмеиваться, заметив, как безоружен этот человек, когда кто-нибудь осадит его. |
