А сейчас он снова лежит тут.
- Значит, заинтересованное лицо все еще здесь, - уверенно сказал Терра. Мангольф стал возражать, они поспорили, принялись шарить под мебелью и, лишь столкнувшись под каким-то диваном головами, опомнились.
- Какое нам дело до того, почему револьвер снова лежит там!
- А с другой стороны, у нас не осталось дела интереснее.
Оба беззвучно рассмеялись.
Но так как и после этой ночи должно было настать утро, они не видели повода спешить с осуществлением своего намерения. Оно было достаточно твердо, и они могли, решил Терра, преспокойно распить в его честь бутылку вина. Торжественно совершил он возлияние вместе с другом.
- Твое здоровье, дорогой Вольф! - сказал он, но потом и сам заметил неуместность традиционной формулы. - Вот какова, значит, жизнь, - заговорил он, глядя в стакан. - Вот она какова.
- Удивительно, - сказал Мангольф, глядя в свой, - как много мы от нее ожидали, несмотря на крайний скептицизм. А ведь получили много меньше, хоть и достигли вершины. Если бы мы еще мыслили во времени, то могли бы сказать: мы оставили след.
- Всякая песчинка оставляет след, - сказал Терра. - Но почему она именно в этот миг и на этом месте производит в текучих песках свое ничтожное, но такое значительное и важное трение, то ведает один бог.
Они замолчали, ибо заметили: что бы они ни сказали, - все тотчас же приводило к одной цели.
Рассвет забрезжил. Издалека сквозь тишину слабо донеслись звуки марша.
- Вот и другие идут тем же путем, что и мы. Чокнемся, дорогой Вольф. - На этот раз они выпили, уже стоя.
- Но те ничего не понимают, - сказал Мангольф. - В этом их великое счастье.
- В каждую данную минуту нашей жизни нет ничего важнее, чем облагородить нашу обязанность, поняв ее, - сказал Терра и достал из кармана свой револьвер. Мангольф взял свой. Звуки марша приближались.
- Бедняги! - воскликнул Мангольф. - Они-то за что умирают? Еще сотни лет не перестанут они верить всякому, кто будет толковать им о долге и величии - и зарабатывать на них.
- Даже много дольше. Ибо у них неугасимая страсть к самопожертвованию, - сказал Терра. - Но, очевидно, они получают какую-то компенсацию. Я за всю жизнь не встретил человека, который не помнил бы о своей выгоде. - При этом они уже переплели руки, как будто собирались выпить на "ты"... но в руках были револьверы.
- Куда? - крикнул Мангольф, окрыленный горячкой ожидания. - В голову!
- В голову, - повторил Терра.
Они прицелились, спустили курки. Последним у Мангольфа было непреложное сознание, что он в образе того Христа легко и радостно поднимается на тот холм. Он чуть ли не видел себя, но только взор его уже угас. Все существо Терра трепетало в ожидании, чтобы тот голос, последним зовом которого было когда-то его имя, вновь позвал его. Но прежде чем сестра успела позвать его, он упал. Они упали крест-накрест друг на друга.
Снаружи гремела военная музыка, маршевый шаг и тяжелые колеса сотрясали комнату. Но во всем, что двигалось мимо, Мангольф и Терра не видели ни величия, ни скорби, не видели ни одичалых, ни испуганных лиц, ни тех, что еще продолжают борьбу. Терра и Мангольф покоились, образуя свой крест.
Одна из дверей раскрылась, показалась фигурка. Очков уже не было, двигалась она ловко, держалась смело. Обнаженные ноги ее брезгливо избегали прикоснуться к мертвецам. Не останавливаясь, прошла она к окну, с силой распахнула его и звонко выкрикнула навстречу сверкающему дню войны:
- Ура!
ПРИМЕЧАНИЯ
Роман Генриха Манна "Голова" - последняя часть трилогии "Империя" - был опубликован в 1925 году. |